Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля

Внизу на лестнице он достал пивную бутылку с водой, стоявшую тут же, и предложил мне вымыть руки и укушенный палец. Я это сделал, и он завернул мой палец в свой носовой платок. Выйдя на улицу, Петр Кондратьевич сказал: «Ну, слава Богу, дело сделали. Бояться нечего: мало ли на кого могут подумать? Эти процентные билеты я дам одному человеку разменять, тогда мы с тобой поделимся. Приходи сегодня в 4 часа дня в портерную в нашем же доме». Я пришел туда к этому времени, встретил Петра Кондратьевича, но он мне сказал, что тот человек, которому он дал для размена процентные билеты, может быть, сегодня не придет, и поэтому я должен прийти к нему завтра в 6 часов дня. На следующее утро я, сказав своим, что иду в церковь Вознесения говеть, отправился в общину сестер милосердия у Калинкина моста, где показал укушенный палец и сказал, что его укусила собака. Мне дали примочку. Вернувшись домой, я отдал матери в стирку окровавленную сорочку… А затем… затем вы явились».

Такова, в общих чертах, была первая исповедь Иванова, который вместе со всеми найденными у него вещами был немедленно доставлен моим помощником и двумя агентами в Управление сыскной полиции.

С разрешения товарища прокурора был немедленно арестован старший дворник — конторщик дома Яковлева — Петр Кондратьевич Анисимов. При его аресте у него был произведен самый тщательный обыск, — но, увы! — он не увенчался успехом. Ни на одной из вещей его одежды не было заметно никаких следов крови или замывания ее, руки его были чисты, без порезов, процентных бумаг не найдено, и держался он на допросах с невозмутимым спокойствием, отвечая ясно, толково, не путаясь, на все задаваемые ему вопросы.

Он не отрицал, что знал Михаила Иванова, навещавшего свою мать, служившую раньше у убитой Миклухо-Маклай, но упорно отрицал всякое близкое знакомство с ним.

— Это гнусный навет на меня со стороны Иванова. Я не знаю, зачем ему понадобилось возводить на меня страшное обвинение в соучастии в этом убийстве. Видит Бог, не повинен я!

Поиски любовника убитой прислуги Надежды Торопыгиной, бывшего приказчика мелочной лавки, я поручил энергичному чиновнику Жеребцову, отличившемуся в раскрытии дела об убийстве Митрофановым Сергеевой. Он задержал его, и ввиду того что на пиджаке его также оказались кровяные пятна, он был арестован.

Королев и Королева после допроса, учиненного им судебным следователем по особо важным делам Добушинским, были освобождены. Было ясно, что они совсем не причастны к убийству и даже не предполагали о нем. Их сын, Иванов, отдавая в стирку окровавленную рубашку, сказал, что его укусила собака и своей кровью из пальца он измазал эту рубашку.

Прошло несколько дней. Я решил сам еще раз допросить Михаила Иванова.

И вот тут-то, при вторичном допросе, он совершенно изменил свое первоначальное показание, на основании которого был арестован Петр Кондратьевич. На этот раз он категорически заявил, что убийство госпожи Миклухо-Маклай и ее прислуги Надежды Торопыгиной совершил он один.

— Как же так, братец, то ты показал, что убивал вместе с Петром Кондратьевичем, то теперь говоришь, что сделал это один. Которое же из твоих показаний верное и справедливое?

— Последнее, ваше превосходительство, потому что я действительно один их убил.

И он принялся рассказывать, как он совершил это злодеяние.

В общих чертах его второй рассказ походил на первый, только с той существенной разницей, что «Петра Кондратьевича» тут уже не существовало.

— А как же ты проник в их квартиру?

— Пришел к Надежде как бы от ее любовника.

— Ну-с, если это справедливо, что убил ты их один, то украденные деньги — процентные бумаги — должны быть у тебя. Так? Где же они?

— Я их зарыл.

— Зарыл? Где же?

— На Мало-Охтинском кладбище. Как украл я из комода пачки, так сразу отправился на это кладбище и спрятал их там.

— И ты не лжешь? Ты можешь указать то место, где их зарыл?

— Могу. Когда угодно.

Я позвал чиновника Шереметьевского:

— Я вам дам сейчас одно важное поручение.

— Рад стараться, ваше превосходительство.

— Пока уведите его! — приказал я служителям, указывая на Иванова.

Когда мы остались вдвоем, я обратился к Шереметьевскому.