Гений Шекспира. «Король трагедии»

Только во втором издании описывается нетерпение Джульетты, ожидающей возвращения кормилицы с ответом от Ромео (II, 5). Только здесь встречаются следующие ответы:

О, если б страсть кипела в ней и кровьПо жилам бы струилась молодая,Она была проворна бы, как мяч.Но старики почти как мертвецы:И медленны всегда, и неподвижны,И бледны, как свинец.

В значительном монологе Джульетты (III, 2), поджидающей в первый раз поздним вечером Ромео, исполненной наивной прелести и захватывающей страсти (из этих крайностей состоит вообще ее нравственный облик), первоначальной редакции принадлежат только первые четыре стиха мифологического характера.

О кони огненогие, неситесьБыстрее к храму Феба! Если б вашимБыл Фаэтон возницей – он к закату бНаправил вас…

Все остальные стихи, в которых выразилось таким неподражаемым образом любовное томление молодой красавицы, Шекспир прибавил только, когда приступил к окончательной отделке своей трагедии:

О ночь, приют любви! Раскинь скорееСвой занавес, чтоб взор мимо ходящихНе видел ничего, и чтоб РомеоМог броситься в объятия мои…Иди же ночь… иди же… и внушиКак проиграть в игре мне этой сладкой,Устроенной союзом чистотыИ непорочности! Сокрой собоюК лицу мне приливающую кровь,Пока огонь любви его неробкойНе превратит мой стыд в законный долг…

Прибавлен также весь остальной разговор между Джульеттой и кормилицей, когда девушка узнает, к своему горю, весть о смерти Тибальта и об изгнании Ромео из Вероны. Именно в этом месте встречаются некоторые из самых сильных и самых смелых выражений, на которые Шекспир отважился для обрисовки страсти Джульетты:

Но слово есть… и это слово хужеЧем смерть сама Тибальта, я егоЗабыть могу, но скована им память…Изгнанник – он! Звук этот умерщвляетВдруг десять тысяч братьев…А коль беда одна уж не приходитИ любит посещать всегда сам-другЗачем же вслед за вестью о ТибальтеМне про отца, про мать иль про обоихНе принесла она печальной вести?Печаль была б страшна, но преходяща;

Прибавить же за смертию Тибальта,Что осужден Ромео на изгнанье,Произнести то слово, – это значит,Отца и мать, Ромео и ДжульеттуВсех, всех убить.

Напротив, к первоначальной редакции относятся те далеко не целомудренные намеки и остроты, которыми Меркуцио открывает первую сцену второго действия и большинство тех реплик, в которых сквозит настоящая кончеттомания. Насколько вкус Шекспира еще не установился во время второй переработки, видно из того, что он не только сохранил все эти реплики, но прибавил к ним еще несколько столь же манерных.

Если Ромео обращался в первоначальном тексте к любви со следующими словами (I, 1):

Легкость тяжелая, серьезное тщеславье!Прекрасных образов ужасный хаос!Свинцовый пух, блестящий ясный дым,Холодный пыл, здоровие больное… —

то подобные фразы так мало шокировали слух Шекспира, что он вложил во втором издании совершенно аналогичные восклицания в уста Джульетты (III, 2):

Тиран, злой духПод ангельской личиной! Ворон в белыхИ чистых перьях голубя! ЯгненокС ненасытимой алчностью волка!

Уже в первоначальном очерке пьесы Ромео произносит следующую жалостно-выспренную тираду (I, 2):

О, если глаз моих очарованьеЕй изменить способно, пусть в огоньВсе слезы их внезапно обратятся,И пусть они – отступники любвиОт этих слез не высыхают вечноИ будут сожжены за ложь свою.

Уже там мы встречаем варварски длинную и чудовищную по своему безвкусию реплику Ромео, завидующего мухам, которые целуют ручку Джульетты (III, 3):