Гений столичного сыска

Воловцов приложил к своему отчету последнюю бумагу. В ней сообщалось, что номера процентных билетов, изъятых во время обысков у проститутки Екатерины Силантьевны Гудковой и в квартире медника Федота Никифоровича Карпухина, сошлись с номерами, записанными в тетради генеральши Безобразовой. После чего загнул стержни замка папки и закрыл ее. Все! Оставалось только зайти в Окружной суд и положить эту папку на стол прокурору Ляпунову, поскольку судебный следователь по особо важным делам коллежский советник Иван Федорович Воловцов являлся не только честным и исполнительным государственным служащим, но и человеком, неукоснительно соблюдающим установленные для его должности инструкции и предписания. А одно из них гласило, что после завершения расследования все материалы проведенного предварительного следствия надлежит представить прокурору Окружного суда для проверки полноты, убедительности и правильности произведенного следствия…

* * *

Когда Иван Федорович подходил к дверям приемной окружного прокурора, из них выскочил, как пробка из бутылки, судебный следователь Окружного суда Сусальский. Харлампий Варлаамович был красный, как вареный рак, что позволяло сделать вывод о нелицеприятности его разговора с Петром Петровичем и полученной выволочке от его высокородия. Едва не столкнувшись с Воловцовым, Харлампий Варлаамович так глянул на него, что Ивана Федоровича слегка передернуло и между лопатками пробежали прохладные мурашки.

Давно, еще в юности, Воловцов вычитал в какой-то бульварной книжонке, как некий мелкий чиновник, что-то вроде гоголевского Акакия Акакиевича, купил однажды на барахолке роговые очки. Они оказались непростыми, и если долго и пристально смотреть через них на кого-то или что-то, то в этом «ком-то» или «чем-то» можно было насквозь прожечь дырку. Взгляд судебного следователя Сусальского, который он сейчас бросил на Ивана Федоровича, был примерно такого же свойства. Хорошо еще, что на Харлампии Варлаамовиче не было этих роговых очков…

Его высокородие статский советник Петр Петрович Ляпунов был явно недоволен визитом Воловцова. Указав на стул, он сел напротив и какое-то время молча ждал, когда Иван Федорович заговорит. Однако Воловцов говорить не торопился, прикидывая в уме, что и как следует сказать прокурору Рязанского окружного суда. Посему статский советник начал первым:

– Значит, вы все же провели собственное расследование в пику уже имеющемуся? А говорили, что ваши следственные действия не нацелены на то, чтобы опорочить результаты предварительного следствия, проведенного судебным следователем Сусальским.

– Говорил, – согласился с Ляпуновым Иван Федорович, не сильно, но все же удивившись, что в Окружном суде уже знают про Алексея Карпухина. – Еще я говорил, что как судебный следователь по особо важным делам имею все полномочия участвовать в ведении следственных действий по уже открытым уголовным делам. А еще, если вы изволите припомнить, я заявлял, что моя прямая обязанность изыскивать, получать и накоплять сведения и доказательства, необходимые суду для постановления правильного приговора… Я отмел обвинения в двойном убийстве и поджоге невиновного в этих преступлениях человека, – выдержав небольшую паузу, продолжил Воловцов. – Это вы называете «провести собственное следствие в пику уже имеющемуся расследованию ради того, чтобы его опорочить»? Вам же известно, что спасти человека, осужденного присяжными заседателями и получившего наказание по судебному вердикту, крайне сложно. Зачастую это вообще невозможно, поскольку судебная машина не имеет механизмов, чтобы закрутить процесс в обратном направлении. Да и особого желания у тех, кто может исправить это положение, не наблюдается, поскольку в ошибки судебной и прокурорской властей простым людям верится с большим трудом. Здесь еще имеется чисто психологический момент: если обвиняемый пока еще пользуется симпатиями со стороны присяжных и публики, то уже осужденный каких бы то ни было симпатий лишен начисто. Все рассуждают примерно так: уж коли осудили, стало быть, виновен!

Иван Федорович отвел взгляд от Ляпунова и выложил на стол папку.

– Что это? – чуть приподнял брови прокурор Окружного суда.

– Это следственные материалы, доказательно изобличающие убийцу и поджигателя и его укрывателей в «деле об убиении генеральской вдовы Платониды Евграфовны Безобразовой и ея служанки горничной Алевтины Сенчиной и о пожаре, случившемся двадцать восьмого августа одна тысяча девятьсот третьего года в городе Рязани на улице Владимирской», – отчеканил судебный следователь по особо важным делам. – Все эти материалы предоставляются, согласно моему должностному предписанию, вам как прокурору Окружного суда для проверки полноты, убедительности и правильности произведенного мною следствия…

Ляпунов боком, как смотрят птицы, покосился на Воловцова и ничего не сказал.

– Разрешите быть свободным? – произнес Иван Федорович, привставая со стула. – У меня сегодня поезд.

– Уезжаете? – с большой надеждой спросил Петр Петрович.

– Да, – ответил Воловцов. – Прощайте.