— Меня сильно беспокоит эпопея с вертолетом, — пояснил Сергей Реисович. — Получается, что бандиты имеют возможность использовать армейские «вертушки»… Нужно бы с этим вопросом разобраться — нам, сами понимаете, это не под силу.
Следователь прокуратуры покивал, делая пометку в блокноте.
— Вы правы, — согласился он. — Надо будет послать запрос, пусть этим делом займутся в Управлении военной контрразведки ФСБ… У вас все?
Ингибаров слегка пожал плечами.
— Разумеется, нет. Вопросов много. Ответов не хватает.
Данилин усмехнулся.
— Это точно. Ну да что поделать — на то мы и существуем…
Фраза прозвучала высокопарно. И от этого все трое смутились.
Когда Ингибаров и Вострецов вышли, Данилин какое-то время сидел, молча глядя на папку с оставленными документами. Вопросов и в самом деле оставалось слишком много. И чтобы ответить на них, еще предстояло работать и работать.
Следователь вздохнул, раскрыл папку и углубился в чтение бумаг.
ЭПИЛОГ
…На Митинском кладбище Москвы над одной из могил стоит скромный стандартный памятник с необычной эпитафией. Над выбитым на граните портретом старого человека написано: "Он мечтал облагодетельствовать человечество". К могиле никто никогда не приходит, не приносит цветов, не подправляет покосившуюся оградку. Только как-то раза два сюда вдруг заявлялся здорово подвыпивший мужичок. Он ставил на могильную плиту стакан, с пьяной щедростью наполнял его водкой до самых краев, а сам долго, отдельными глотками, допивал остальное из горлышка, загрызая заскорузлым куском черствого хлеба.
— Зря ты помер, Абрамыч, — говорил он в перерывах между глотками. — Хотел ты облаго… обрагововать… человство… Зря, Абрамыч… Да на хрен ты ему нужен, Абрамыч, этому человству… В общем, хотел помочь всем, а вот лежишь в земле, червей собой кормишь, и никому ты на фиг не нужен… Так-то вот… Таковая селявуха… Ну, будь!.. И-эх, Абрамыч, лучше бы ты жил. А то внучок твой беспутный такое понатворил в доме… Его квартиру, то есть твою, которую ты ему оставил, взорвали, да участкового там убили… А кто, что, за что — никто не знает… Хороший ты был мужик, Абрамыч, хоть и старый жид!.. Ну, будь!
И глотал, глотал дешевую, отдававшую ацетоном, водку.
…Иногда она видит сны. И тогда вдруг осознает, что спит и что ей просто необходимо проснуться. Но не получается. Тогда она расстраивается, перед глазами появляется белая точка, из которой к ней тянется страшная рука, после чего все вокруг сразу меркнет и потом ей какое-то время вообще ничего не снится. Изредка откуда-то издалека в ее сон проникает чей-то голос, который произносит такое знакомое слово «Карина», словно кто-то хочет ее разбудить. Но только это все равно не получается.
Однако в тех случаях, когда она все-таки видит свои размытые, неясные, туманные, непонятные сны, чаще всего перед ней вдруг всплывает лицо какого-то старого и доброго человека, с которым она что-то когда-то вместе делала. "Береги это!" — говорил он ей, протягивая маленькую черную коробочку. А потом по белому фону вдруг расплывался ряд красных точек — и все опять угасало. Но она знала, что должна проснуться, потому что, кроме нее, никто, в том числе и добрый старик, не знает, где искать эту коробочку.
…Они встретились в красивом особнячке на берегу бурной, текущей с гор, речки. Только что приехавший из Москвы Аргун смотрел твердо и уверенно — и только хорошо знающий его собеседник мог заметить, что тот чувствует себя не слишком уверенно.
— Провалил? — коротко спросил он.
— Провалил, — не стал увиливать приезжий.
Вошедший покивал с нескрываемой досадой.
— Садись, — кивнул он на кресло.
Между ними оказался столик с легкой восточной закуской. Хозяин взял чайничек, наполнил крохотную пиалу гостя. Потом налил и себе. Поднял свою посудинку, легонько чокнулся.
— Приходится маскироваться, — пояснил в ответ на непонимающий взгляд Аргуна. — А то ведь могут и палками…
— Даже тебя? — удивился тот.
— Да, даже меня, министра безопасности республики, — подтвердил хозяин. Коньяк он проглотил, поморщившись. И тут же перевел разговор: — Так что же у тебя случилось? Почему осечка?
— Долго рассказывать. Все подробности — потом, — закусывая лимоном, отозвался Аргун. — Главное в другом: изобретение существует. Оно реально. И его пока не нашли. Ни медики, ни менты, ни иностранцы… Никто. Так что дело закрывать пока рано. У нас еще есть шанс. Только мне лично в Москву сейчас ехать нельзя — наследил.
Министр задумчиво бросил в рот горсточку рубиново-красных гранатовых зернышек.
— Ладно, найдем, кого послать, — кивнул он.
— Только кого поумнее, чтобы дров не наломал, как дурак Ваха, — чуть раздраженно процедил сквозь зубы Аргун.
Собеседник по-прежнему задумчиво кивнул. Налил еще коньяку в обе пиалы.
— Ладно, и на том спасибо. Отдыхай пока, у нас впереди еще много дел.
Они чокнулись. Министр слишком хорошо знал Аргуна, чтобы усомниться в том, что он сделал все от него зависящее, чтобы добыть этот прибор.
…— Фрэнк, а ты не погорячился?
— Нет, экселенц. В отставку!