На самом взлёте своей европейской славы Суворов окончательно испортил отношения с Веной. Осторожная, недальновидная и, как писал Суворов, «корыстолюбивая» стратегия Тугута была несовместима со смелыми планами контрреволюционной войны, которые Суворов лелеял уже почти десятилетие. Полководец ждал поддержки из Петербурга, прибегая в письмах то к прямым жалобам, то к сложным аллегориям. 5 августа из Нови Суворов писал Фёдору Ростопчину: «Ещё новую победу Всевышний нам даровал. Новокомандующий генерал Жуберт, желая выиграть доверенность войск своих, выступил 4-го числа августа из гор с армиею свыше 30 000, оставя Гави в спине.
Соединённая армия его атаковала и по кровопролитному бою одержала победу.
Всё мне не мило. Присылаемые ежеминутно из гофкригсрата повеления ослабевают моё здоровье, и я здесь не могу продолжать службу. Хотят операциями править за 1000 вёрст; не знают, что всякая минута на месте заставляет оную переменять. Меня делают экзекутором какого-нибудь Дидрихштейна и Тюрпина… Прошу Ваше Сиятельство доложить о сём Его Императорскому Величеству, как равно и о том, что после Генуэзской операции буду просить об отзыве формально и уеду отсюда. Более писать слабость не позволяет…»
За победу при Нови Суворов получил от Павла княжеский титул. Император Франц II из Вены слал Суворову высокопарные благодарственные письма: «От всего сердца поздравляю вас с новою победой над неприятелем, одержанною при Нови. Блистательные события, кои под вашим предводительством ознаменовали настоящую кампанию, утвердят на вечные времена достославную память ваших решительных, великих свойств и геройского духа».
Рескрипт Павла после новийской победы отличался особой задушевностью: «Князь Александр Васильевич! Вчерашний день я получил из Вены… известие о знаменитой победе вашей над упокоенным вами генералом Жубертом. Рад весьма, а тем более что убитых немного и что вы здоровы. Не знаю, что приятнее? Вам ли побеждать, или мне награждать за победы? Но мы оба исполняем должное: я как государь, а вы как первый полководец в Европе.
Отличие, сделанное вам его величеством королём Сардинским, я от всего сердца позволяю вам принять. Чрез сие вы и мне войдёте в родство, быв единожды приняты в одну царскую фамилию, потому что владетельные особы между собою все почитаются роднёю…
Посылаю награждение за взятие Серраваллы, а вам, не зная, что уже и давать, потому что вы поставили себя выше награждений, определил почесть военную, как увидите из приказа, вчера отданного. Достойному достойное.
Римский император, мой брат, намерен, когда вы, оставя Италию, перейдёте командовать в Швейцарию, вознаградить вас орденом Марии Терезии большого креста. Я вас о сём предупреждаю заранее для предохранения, зная, что радость непомерная имеет опасные следствия!
Прощайте, князь! Живите, побеждайте французов и прочих, кои имеют в виду не восстановление спокойствия, но нарушение оного». Речь шла о невиданной привилегии: отныне, даже в присутствии государя, Суворову надобно было отдавать воинские почести «подобно отдаваемым особе Его Императорского Величества».
К середине сентября уже и в Петербурге об австрийцах говорили в резком тоне. Ростопчин в письме Суворову от 16 сентября называл Тугута «гнусной неверной канальей», критиковал самого императора Франца и даже бранился: «Смерть и презрение цесарцам!» А в письме к Воронцову от 9 октября Ростопчин высказал предвидение, оказавшееся резонным: «Австрийская ненависть к этому удивительному воину (к Суворову . – А.З. ) не знает предела… Я почти уверен, что не пройдёт и двух лет, как римский император тщетно станет искать себе убежище, преследуемый неприятелем, который будет хозяйничать у него в столице». Но двусмысленная ситуация длилась: Суворов продолжал командовать союзной армией, в которой большую часть составляли войска Священной Римской империи, научившиеся победно воевать под началом Суворова. Нельзя было не считаться и с интересами венского императора, хотя Суворов уже уверился в том, что Вена не понимает смысла постреволюционной ситуации в Европе.
27 августа Суворов завершает Итальянский поход. Он сдал командование армией Меласу, в последнем обращении к австрийским частям поблагодарил их – своих боевых товарищей – за «доверенность и любовь, воинов победоносных, соделавших и меня победителем».
Уже никто не вспоминал, что ещё полгода назад именно австрийцы требовали у русского императора предоставить им Суворова для командования союзной армией!