Гений войны Суворов. «Наука побеждать»

Сценарий Гребнера строился таким образом, что «Суворов» должен был стать монофильмом; многое, если не все, зависело от режиссерского решения и актерского исполнения главной роли. Понятно поэтому, как трудны были поиски исполнителя. Пудовкин и Доллер хотели, чтобы способность к глубокому постижению характера соединялась в исполнителе с внешней характерностью. Они остановились на Н.П. Черкасове, работавшем в одном из районных театров Москвы. Это была поистине редкостная находка: Черкасов прямо-таки был создан для предложенной ему роли.

Первая беседа с актером оказалась неожиданно трудной: в середине беседы Черкасову что-то не понравилось в пудовкинских рассуждениях, он быстро встал и начал прощаться, даже не объяснив причин столь внезапного ухода. Стоило большого труда задержать его – буквально у дверей – и убедить остаться для продолжения разговора. Этот «суворовский», внезапный порыв еще более укрепил Пудовкина в принятом решении: он почувствовал многообещающие совпадения в характерах исполнителя и героя. Черкасова уговорили. Он начал работать над ролью и сравнительно быстро вошел в образ… У Суворова-Черкасова характерная, отрывистая и вместе с тем до предела точная речь. Его мимика – от улыбки до гнева, – его жесты – от руки, посылающей войска на неприятеля, до руки, поглаживающей собаку, – свободно укладывались в рисунок, который возник в первых поисках внешнего облика и манеры поведения полководца.

Сюжет фильма по-настоящему драматичен. Сценарист и режиссеры сближают, сопоставляют, сталкивают такие события, как триумф Суворова в Польской кампании и его встречи с Павлом, чтобы отчетливее обнажить и заострить главный конфликт фильма, на котором строится его драматургия… В первых сценах фильма есть торжественность, есть пафос и радость победы. И есть нотки идиллии во всем, что касается отношений полководца с матушкой-императрицей. Эти нотки сыграют – по контрасту – свою роль, когда речь пойдет о встречах Суворова с Павлом, о конфликте двух военных доктрин.

Суворов – это не только солдатская отвага, поистине солдатская простота и демократичность, соединенные со знаменитыми чудачествами, это еще и недюжинный ум, образованность, энергия ищущей мысли. Он знал мужество солдатского подвига в гуще боя и мужество полководческих решений в тиши штабной палатки. В самом суворовском характере, в системе его полководческого мышления укоренен неизбежный конфликт между прогрессивной для своего времени наукой побеждать, созданной Суворовым, и устаревшей военной доктриной Павла, преклонявшегося перед прусской армией.

Этот конфликт обнажается в той беседе Павла с Суворовым, где полководец в открытую объясняется с императором, пренебрегая законами подчинения и соображениями о своем служебном благополучии:

«Павел. Солдат мой – как бы инструмент, артикулом предусмотренный, пружина для действия штыком или саблей, – армия великой стройности и порядка.

Суворов (после паузы). Механизм… Пружина… Стало быть, болван!.. Болван, ваше величество, со штыком ли, с саблей ли – так болваном и останется. С такой армией не только я, грешный, а кто поболе меня победы не одержит. Я людьми командую, ваше величество, а не пружиной!»… «Живыми у Суворова остаются только глаза, – замечает Пудовкин. – Именно в них сосредоточивается непосредственное отражение всего сложного хода внутреннего переживания актера. Ирония, презрение, бешенство, смех, непрерывное развитие мысли и чувства отражаются в этом единственном источнике, оставшемся свободным от скованности волей.

Почти вся сцена строилась так, что говорящий Павел и редко отвечающий Суворов снимались отдельными планами. Но в то время как Павел появлялся на экране во весь рост, Суворов снимался очень крупно, так что на экране было видно только его лицо и живые, всегда говорящие глаза» (В. Пудовкин. Избранные статьи, стр. 246).