Гений войны Суворов. «Наука побеждать»

Пехота главным образом составляет силу русской армии. Особенность её составляет то, что она всегда чисто и щегольски одета и даже, можно сказать, убрана. Когда она идёт против неприятеля, то одета щеголеватее, чем наши войска на плац-параде. У каждого солдата галстух и манжеты чисто вымыты, и каждый из них смотрит щёголем. Но при атаке снова вполне делается скифом. Они стоят, как стена, и всё должно пасть пред ними. Атака малого лагеря (у Тыргококукули), которую генерал Суворов выпросил произвести со своими войсками, была произведена с ужасным, диким хохотом, каким смеются Клопштоковы черти. Слышать, как такой хохот подняли 7000 человек, было делом до того новым и неожиданным, что наши войска смутились, однако вскоре снова пришли в себя и с криками «Виват, Кобург!» и затем «Виват, Иосиф!» двинулись против турок.

Если наша пехота должна уступить преимущество русской, то русские, напротив, отдают предпочтение нашим гусарам перед своими казаками. Хотя казаки и крайне храбры, но атакуют не в сомкнутом порядке, как наши гусары, которые этим легче опрокидывают неприятеля. Поэтому Суворов всегда требовал от нас гусаров к своей пехоте» [1] .

Это весьма лестное (хотя и не без эффектных мемуарных преувеличений) определение качеств русского солдата хорошо передаёт ощущение от сражений в районе Рымника. Пассаж об австрийских гусарах, которых ценил Суворов, несомненно, связан с подвигами Карачая, который при Фокшанах и Рымнике был неотразимым клинком в руках русского полководца. Русская же кавалерия, как известно, отнюдь не исчерпывалась казачеством. И были среди русских гусар – командиров легкоконных полков – герои, не уступавшие несгибаемому мадьяру, подданному Священной Римской империи. Картины разных сражений показывают нам и необыкновенную эффективность казачьих соединений. Оставим скепсис на совести австрийского офицера, столь благорасположенного к Суворову и к русской армии.Кампания 1790-го вошла в историю Русско-турецких войн не только выходом из войны Священной Римской империи и даже не только беспримерным штурмом Измаила в конце года (об этой великой баталии речь впереди). Это был один из самых славных годов в истории российского флота. Адмирал Чичагов на Балтийском море бил шведов – на Ревельском рейде и близ Выборга. Не удалось захватить в плен короля Швеции, но более пяти тысяч пленных Чичагов захватил, это было по-суворовски. Адмирал Ушаков на Чёрном море наносил неотразимые удары по турецким эскадрам, не считаясь с превосходящими силами противника. Победы флота стали подходящим фоном для наступательных действий армии, о которых мечтал Суворов.

Неприступный Измаил – слава и обида полководца

Я на все решусь, чтобы только еще иметь счастье видеть славу России, и последнюю каплю крови пожертвую ее благосостоянию…

А.В. Суворов

В середине 1790-го, когда Австрия вышла из войны, а со Швецией Россия, наконец, подписала мирный договор, главной твердыней султана Селима III на Дунае оставалась крепость Измаил. Осаду крепости русская армия вела с октября. Корабли речной флотилии генерал-майора Иосифа де Рибаса подошли к стенам Измаила. Начались бои с турками, которые пытались предупредить план Рибаса высадить десант и овладеть островом Чатал. К 20 ноября де Рибасу удалось устроить на острове артиллерийские батареи. Начался обстрел крепости и с острова Чатал, и с судов флотилии. Завязался бой, в ходе которого русский десант овладел башней Табией, после чего был вынужден отступить. Ответная атака турецкого десанта на Чатал была отбита. Турецкий флот близ Измаила удалось уничтожить; русские суда перекрыли Дунай. После 20 ноября под Измаилом наступило затишье. Осаду организовали не предусмотрительно: тяжёлой артиллерии не было, а полевой не хватало боеприпасов. В русских частях под Измаилом царила суматоха. К тому же старший по званию из русских генералов, съехавшихся к турецкой твердыне, генерал-аншеф Иван Васильевич Гудович не пользовался достаточным авторитетом, чтобы добиться единоначалия. Генерал-поручик Павел Потёмкин и генерал-майоры Кутузов и де Рибас, в свою очередь, действовали несогласованно, ревниво поглядывая друг за другом…

Приближалась зима – и военный совет постановил снять осаду крепости, отправив войска на зимние квартиры. Подходы к Измаилу заполнила мёрзлая грязь, бездорожье затрудняло перемещение войск. Однако главнокомандующий – князь Таврический был настроен куда более решительно, чем его двоюродный брат генерал Павел Сергеевич Потёмкин или Гудович. Он понимал, что необходимо спасать положение, что пришла пора уничтожить турецкую твердыню на Дунае.

Еще не ведая о «волокитном» постановлении военного совета, Потемкин решил резко изменить ситуацию и назначил командующим осадной артиллерией генерал-аншефа Суворова. Потёмкин в Суворова верил. Если речь шла о немедленном штурме – лучше кандидатуры, чем граф Рымникский, он не искал.