Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие

Вскоре после этого неким посланником были привезены в Турцию Великому Турке несколько портретов, которые так поразили и удивили этого императора, что, хотя у них по магометанскому закону живопись и запрещена, он тем не менее принял их весьма благосклонно, восхваляя до бесконечности мастерство исполнения и самого художника и, более того, потребовал, чтобы ему прислали мастера, их написавшего. И вот, принимая во внимание, что Джованни был в таком возрасте, когда неудобства переносить уже трудно, а кроме того, не желая лишиться в своем городе такого человека, который как раз в это время целиком был занят работой в вышеназванной зале Большого совета, сенат решил послать в Турцию Джентиле, его брата, полагая, что он может сделать то же, что и Джованни. И вот, снарядив Джентиле в дорогу, они благополучно отвезли его на своих галерах в Константинополь, где он, будучи представлен послом Синьории Магомету, был принят милостиво и, как некая новинка, весьма обласкан, тем более что он поднес этому государю прелестнейшую картину, от которой тот пришел в восхищение и не мог поверить, что смертный человек таит в себе нечто чуть ли не божественное, позволяющее ему столь живо передавать природу. Джентиле пробыл там недолгое время, как уже изобразил самого императора Магомета с натуры столь отменно, что это признали за чудо. Император этот, насмотревшись на многочисленные опыты в этом искусстве, спросил Джентиле, не лежит ли у него сердце написать самого себя. Джентиле ответил утвердительно, и не прошло много дней, как он написал в зеркало свой собственный портрет настолько похожим, что казался живым; и когда он отнес его государю, то удивил его этим так, что тот вообразил, будто ему помогает некий божественный дух, и если бы у турок, как уже говорилось, такого рода занятия не были запрещены законом, этот император не отпустил бы Джентиле никогда. Однако, то ли опасаясь сплетен, то ли по иной причине, но он вызвал его однажды к себе и прежде всего поблагодарил за оказанную ему любезность, а затем восхищенно начал восхвалять его как человека превосходнейшего и наконец заявил, что он может просить какой угодно милости и что она безусловно будет ему оказана. Джентиле, будучи человеком скромным и честным, не спросил ничего другого, кроме рекомендательного письма к яснейшему сенату и светлейшей Синьории Венеции, его родины; оно и было составлено настолько тепло, насколько только возможно, после чего он был отпущен с почетными подарками и в рыцарском звании. И среди других вещей, подаренных ему при отъезде этим государем, помимо многих привилегий ему была повешена на шею цепь, отделанная по-турецки, весившая столько, сколько весят двести пятьдесят золотых скуди, и находящаяся и поныне у его потомков в Венеции. Покинув Константинополь, Джентиле после благополучнейшего путешествия возвратился в Венецию, где был встречен с ликованием своим братом Джованни и почти всем городом, ибо всякий радовался почестям, оказанным Магометом его таланту. Когда он отправился засвидетельствовать почтение дожу и Синьории, он был принят весьма благосклонно и получил одобрение за то, что он, согласно их желанию, доставил такое удовлетворение названному императору; и, чтобы он убедился в том, насколько они считаются с письмами рекомендовавшего его государя, они назначили ему годовое содержание в двести скуди, которое выплачивалось ему в течение всей его жизни. После своего возвращения Джентиле создал немногое. В конце концов, приближаясь уже к восьмидесятилетнему возрасту и написав перечисленные выше картины и много других, он отошел к жизни иной и был с почестями погребен своим братом в церкви Джованни э Паоло в 1501 году.