Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие

XXVIII. В том году я часто по вечерам после своего рабочего дня заходил к помянутому святейшему кардиналу Фарнезе и присутствовал на его ужинах, на которых, чтобы занимать его своими прекраснейшими и учеными рассуждениями, всегда бывали Мольца, Аннибале Каро, мессер Гандольфо, мессер Клаудио Толомеи, мессер Ромоло Амазео, монсиньор Джовио и многие другие литераторы и светские люди, коими двор этого синьора был всегда переполнен. И вот в один из этих вечеров речь зашла, между прочим, о музее Джовио и о портретах прославленных мужей, развешанных в нем по порядку и снабженных великолепнейшими подписями. Затем, слово за слово, как это бывает во время беседы, монсиньор Джовио сказал, что ему давно уже хотелось и все еще хочется добавить к музею и к своей книге похвальных слов особый трактат, в котором содержались бы рассуждения о знаменитых представителях искусства рисунка от Чимабуэ и до наших дней. Распространяясь об этом предмете, он, конечно, обнаружил большие знания и понимание наших искусств, однако, по правде говоря, довольствуясь больше количеством собираемого, он в тонкости не вдавался и, часто говоря об этих художниках, либо путал имена, прозвища, места рождения и самые произведения, либо давал сведения не в точном соответствии с действительностью, а лишь в общих чертах и приблизительно. Когда Джовио кончил, кардинал, обращаясь ко мне, сказал: «Что вы об этом скажете, Джорджо? Разве это не будет прекрасным произведением, над которым стоит потрудиться?» – «Прекрасным, светлейший монсиньор, – ответил я, – если только кто-нибудь, причастный искусству, поможет Джовио расставить все по своим местам и сказать об этом так, как это было на самом деле. Я говорю так потому, что, хотя речь его была чудесной, он многое перепутал и называл одно вместо другого». – «Значит, добавил кардинал, обратившись ко мне в ответ на просьбы Джовио, Каро, Толомеи и других, – значит, вы могли бы дать краткий обзор и толковые справки, расположенные во временной последовательности, обо всех этих художниках и об их произведениях, а таким образом и вы принесете этим пользу вашим искусствам». Хотя я сознавал, что это свыше моих сил, все же я обещал, что охотно это сделаю в меру своих возможностей. И вот, засев за розыски в моих дневниках и записях, которые я смолоду вел по этим вопросам вроде как от нечего делать и из любви к памяти наших художников, всякое сведение о которых мне было чрезвычайно дорого, я собрал воедино все, что мне казалось подходящим, и отнес это к Джовио, а он, всячески похвалив меня за труды, сказал мне: «Дорогой мой Джорджо, я хочу, чтобы вы взяли на себя труд расширить все это так, как вы – я это вижу – отлично сумеете сделать, так как у меня сердце к этому не лежит, поскольку я не различаю отдельных манер и не знаю многих частностей, которые вы сможете узнать, не говоря о том, что, если бы даже я за это взялся, я в лучшем случае сделал бы нечто вроде Плиниева Трактата. Делайте то, о чем я вам говорю, вы, Вазари, ибо я вижу, что это у вас получится великолепно, судя по тому образцу, который вы мне дали в вашем изложении». Однако, так как ему казалось, что я еще не окончательно решился на это дело, он заставил уговаривать меня Каро, Мольцу, Толомеи и других моих лучших друзей.

Поэтому, приняв в конце концов решение, я приступил к работе с намерением по окончании передать ее кому-нибудь из них, с тем чтобы после просмотра и исправления она была выпущена в свет под любым, но только не моим именем.

XXIX. Между тем, покинув Рим в 1546 году в октябре месяце и приехав во Флоренцию, я для монахинь знаменитого монастыря Делла Мурате написал маслом на дереве Тайную вечерю в их трапезной. Работа эта была мне заказана и оплачена папой Павлом III, невестка которого, бывшая графиня Патильяно, была инокиней названного монастыря. После чего на другой доске я изобразил Богоматерь с младенцем Христом на руках, который обручается со св. Екатериной, девой и мученицей, и двух других святых. Образ этот был мне заказан мессером Томмазо Камби для одной из его сестер, тогдашней настоятельницы монастыря Бигалло около Флоренции. Закончив его, я написал две большие картины маслом для павийского епископа монсиньора де’Росси из графов Сан Секондо, на одной из которых – св. Иероним, а на другой – Оплакивание, обе же они были отосланы во Францию.

Далее, в 1547 году, для Ливанского собора и по просьбе его попечителя мессера Бастьяно делла Сета я полностью закончил еще один образ, который был начат мною раньше, а затем написал маслом на холсте большую Мадонну для моего большого друга Симона Кореи.