Геннадий Селезнёв: о нем и о его времени

В результате социализм, наследие Великой Октябрьской социалистической революции, – разумеется, «исправленный» социализм, без шизофрении репрессий и прочих унижений, без страха за свою жизнь от предательства малодушного или «загребущего» соседа, а может, и «завидущего» сотрудника, – давал в послевоенное время большинству советских людей потрясающее ощущение свободы.

Причем всё это было само собой разумеющимся. Мы рождались в том сказочном обществе. Мы в нем жили. Были изъяны в самой организации общества – вечно меньшие права у сельского населения, например, или вечно чванливые и необязательные чиновники.

А самое интересное было в том, что, когда советские дети вырастали и становились советскими взрослыми, они почти все оставались детьми, «были как дети» в точности по отвергаемому марксизмом Иисусу Христу, словно веруя в неведомый коммунизм. Так было вовсе не со всеми, и дальше мы об этом узнаем из рассказа о письмах в газеты, но было, было…

Естественно, мальчики Чудского Бора чувствовали себя взрослее и умнее своих ровесников, попавшихся на глаза старине Тургеневу.

Крепостные ребята всерьез, нимало не сомневаясь, толковали о леших (лесных), домовых, водяных и прочих сказочных существах, обитавших по соседству, а также о божьих звездах в вышине.

А нашим образованным подросткам, собиравшимся учиться долго и упорно, причем в том институте, который сами выберут и который выберет их, с начальной школы было известно, что звезды – это главные составные части бесконечного космоса. Они очень гордились тем, что именно их детство озвучил своими неназойливыми позывными «бип-бип» первый искусственный спутник Земли, который запустила их единственно любимая страна всего через 12 лет после разрушительной войны. Все ждали, хотя мало кто в это верил, что недалек час запуска человека в космос. Радость от того, что чудо всё-таки произошло и первым за пределами стратосферы побывал советский человек Юрий Гагарин, оказалась безмерной.

К тому времени уже печатался в отрывках в «Пионерской правде» и «Комсомольской правде», а в 1958 году был издан отдельной книгой и попал в библиотеки роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Томик зачитывался до невозможной ветхости. Гагарин полетел в космос в апреле 1961 года, когда Гене Селезнёву не исполнилось еще и четырнадцати лет. Уже совсем по-другому смотрели ребята на звезды. Им было о чем поговорить в ночном.

Ночное заканчивалось на рассвете. Точно так же, как тургеневские мальчики, дети и подростки Чудского Бора пригоняли коней в стойла, запирали конюшню и отправлялись по домам спать. Днем предстояла куда более опасная операция.

Тогда, в 1960-х, подростки и их старшие братья-студенты старались помочь материально своим семьям и заработать хотя бы самому себе на хорошую одежду и обувь.

Гена с товарищами ловил змей. Гадюк обыкновенных, как выразились бы серпентологи. Аптечные работники научили мальчиков, как ловить змею, чтобы она не укусила, как сбрасывать ее в банку, а также как и чем банку быстро закрывать, чтобы ловкое пресмыкающееся оттуда не выбралось, но дышать могло. Это была, безусловно, опасная игра. Но не для змей, которых дети сдавали в аптеку, откуда гадюки отправлялись в серпентарии для забора ценного яда, применяющегося в производстве целебных мазей, и дальнейшей «работы» – регулярной сдачи яда, а для самих мальчиков, которым аптека платила за сданных гадюк. Но всё заканчивалось благополучно. У ребят был толковый руководитель – Гена Селезнёв. Надо заметить, что по-деревенски, по-родственному в детстве его звали мягче – Геня.

Вдова Геннадия Николаевича Ирина Борисовна впоследствии рассказывала:

– В деревне, когда Гена приезжал к дедушке с бабушкой на каникулы, все ребята его ждали. Им с ним было интересно. Он всегда что-то новое придумывал. Вокруг него всегда организовывалась какая-то компания, для которой он изобретал, чем заняться. Геннадий Николаевич, между прочим, всегда делал то, что хотел делать, что ему было интересно, что доставляло удовольствие. И он всего себя отдавал тому, что ему нравилось, что он любил. Например, тех же лошадей. Всё вот это легковесное, когда всё «как-нибудь», «как получится», когда всё без труда: приехал, сел на лошадь, покатался, посоревновался, уехал – было ему чуждо. Если Гена занимался конями, значит, он должен был за ними ухаживать: чесать, чистить, мыть, гриву расчесывать, угощать и никак иначе. Он именно так понимал любовь к животному.

А его дочка Таня вспомнила вот что:

– Папа всегда говорил, что лошади любят конюхов, а не наездников.

Часть вторая. Ленинградская юность

Глава 1

Город над вольной Невой