Геном «ликвидация» (СИ)

— Ты, наконец, увидела то же, что вижу и я, — глаза женщины становятся влажными. Кончики пальцев Энн дрожат. Теперь она видит всё. — Я просила твоего отца передать записку брату, который жил в Балансе. «Только пусть не красит волосы, как все остальные. Пусть у неё будет свой цвет». Я знаю, что в Жизни так делают все, потому как это показывает, насколько ярок их мир. Насколько прекрасна жизнь на Земле, если она счастливая. Я знала, что с любовью дядюшки именно такая у тебя жизнь и будет, но… я хотела, чтобы ты не забывала свои корни. То, с чего всё началось. И то, с чем ты вновь столкнулась, — женщина не сдерживает слёз и улыбки. — И эта была одна из тех деталей, благодаря которым я и… узнала тебя, дорогая.

Энн хочется разговоров обо всём и сразу, но пока — она порывается в сторону, заключая женщину-незнакомку (уже нет) в объятия. Больше нет дела до остального.

— Мам-м-ма.

Голос уже не слушается. Дрожь не только в теле, но в каждой букве и будто бы даже в воздухе. Теплые руки охватывает бьющееся в истерике тело. Хорошо. Безопасно. Дома. Незнакомый человек, обзавёдшись новым названием, становится самым родным.

— Энн. Меня зовут Энн. Это имя ненастоящее, но, — сбивающийся голос перебивают шаги — стремительные, тяжёлые — где-то внизу. Объятия разрываются. Женщина толкает Энн в сторону окна:

— Быстро! Нельзя здесь оставаться. Я после тебя.

— Но, мама!..

— Быстрее, — шипит женщина неожиданно, и изо рта вылетает ниточка слюны. Как в природе, мать защищает дитя, превращаясь в нечто дикое, нечто неостановимое. Лишь бы спасти ребёнка. Энн не препирается. Толкает оконную раму. Пыхтит. Мать подскакивает рядом и наваливается всем телом. Деревянная створка поддаётся. Отходит со страшным треском. Энн ощущает, что сейчас вот-вот потеряет сознание. Не может даже оглянуться, да и не надо. Третий этаж, но до земли не больше второго. Холм. Мягкий. Земля, а на нём и груда листьев.

Зажмурившись, как перед прыжком со скалы в бурный водопад, Энн ныряет прямо вниз. Она даже не успевает заметить, как страх исчезает из тела. Трусость растворяется. Земля оказывается мягкой и слегка пружинит. Вот и Энн и внизу, стоит, не веря своим глазам — впереди расстилается виляющая туда-сюда улочка, облепленная по обеим сторонам покосившимися зданиями.

Энн улыбается, не чувствуя, как дрожат колени. Всё, что она видит — серый асфальт и путь на свободу. Запрокидывает голову, смотрит в окно. Затем слышится хлопок чего-то о стену. Взрываются в густой тишине комнаты громкие голоса. «Быстрее!». Следом за ними гулко гремит очередь.

Энн отталкивается от земли и выбегает вперёд, доносясь до ближайшего серого здания. Заворачивает за угол, залетая за его край.

— Всё. Эй, Уокер, в окно глянь. Чисто?

И Энн больше не думает ни о чём, скатываясь на пол и хватаясь руками за волосы. Она не посмотрит назад до тех пор, пока голоса не стихнут, пока не захлопнется дверь. Пока солдаты не исчезнут. Навсегда.

Глава 25

Ноги почти не двигаются. Не идут, а волочатся. Шуршит подошва об асфальт. Руки налились свинцом, и всё тело вместе с ними тянет к земле.

Энн смотрит то на носки обуви, то прямо перед собой куда-то в пустоту, не слыша и не видя ничего. Глаза сами указывают ей путь, а может, и нет никакого пути.

Сжимает пальцы, впивается ногтями в кожу. Ветер холодит кожу рук, лица, но он совсем не холодный. Так откуда дрожь, покрывающая тело?

Времени нет. То есть оно есть, но теперь похоже на неудачно сваренную кашу, выбравшуюся через стенки. Густая, липкая, недосоленная. Писк часов вызывает приступ аллергии, но Энн всё же приподнимает руку.

Хочется лечь и уснуть, поэтому девушка добирается до потрескавшейся скамьи, садится на холодные доски прямо под окнами одного из четырёхэтажных зданий. Плюхается, скрещивает ноги и наклоняется вперёд, всеми силами стараясь согреться.

Сообщение, от которого выворачивает наизнанку: «Алекс не сумел сбежать. Ему и Марку теперь не до тебя. Хочешь увидеть, как все их воспоминания будут стёрты? Они никогда не смогут восстановить в головах события их жизни. Ты ведь хочешь..»

— Иди к чёрту, Дэниэл! — разрывает горло и улицу болезненный выкрик. Энн топает ногами, подпрыгивает с места, хватаясь другой рукой за часы, и решает их сорвать. К черту Дэниэла, к черту часы, к черту Баланс! Или лучше шприц? Где же, где же он? Из головы всё вылетело. Энн нащупывает его в переднем кармане брюк. Затем в последний раз проводит пальцем по экрану часов. Может, запомнит всё именно так.

Холодные улицы края Баланса, тишину, засевшую в чёрных пустых комнатах и выбитых стёклах. Не осталось больше ничего.

Контакты. Голубые глаза, ёж коротких тёмных волос. Ещё та девушка с добродушной улыбкой. Высокий парень с тёмными глазами.

Есть ещё что-то. Всегда есть «возможно» и «получится». Всегда есть даже самая минимальная возможность. Всегда можно исправить ошибку, не перечеркивая весь текст целиком и навсегда.

Энн набирает номер Мартина.

— Мартин… Марти! — коротко и надрывно смеется, пряча слёзы от голограммы. Голубоглазый юноша непонимающе сводит брови, но потом тоже заходится в смехе: