Генрих Гейне

Фридрих Энгельс в своей статье «Александр Юнг и Молодая Германия»[7] так характеризует хаос, царивший в среде писателей нового литературного движения: «„Молодая Германия“ вырвалась из смуты бурной эпохи, но сама осталась одержимой этой смутностью. Идеи, бродившие тогда в головах в неразвитой и неясной форме и осознанные позже лишь с помощью философии, были использованы младогерманцами для игры фантазии. Этим объясняется неопределенность и смешение понятий, господствовавшие среди самих младогерманцев. Гуцков и Винбарг лучше других знали, чего они хотят, — Лаубе меньше всех. Мундт гонялся за социальными фантасмагориями; Кюне, в котором сидел маленький Гегель, схематизировал и классифицировал. Но при всеобщей путанице ничего не могло получиться путного. Мысль о полноправности чувственного начала понималась, по примеру Гейне, грубо и плоско; либерально-политические взгляды носили личную окраску, а положение женщины давало повод к самым бесплодным и спутанным дискуссиям. Никто не знал, чего ему ждать от другого. Всеобщей неурядице того времени следует приписать и меры, принятые различными правительствами против этих людей. Фантастическая форма, в которой пропагандировались эти воззрения, могла лишь способствовать усилению смуты. Внешним блеском младогерманских произведений, их остроумным, пикантным, живым стилем, таинственной мистикой, которою облекались главные лозунги, вызванным ими возрождением критики и оживлением беллетристики они вскоре привлекли к себе младших писателей en masse, и через короткое время у каждого из них, кроме Винбарга, образовался свой двор. Старая, дряблая, беллетристика должна была уйти под напором юных сил, и „молодая литература“ заняла завоеванное поле, поделилась на лагери — и в результате распалась. Так обнаружилась несостоятельность принципа. Оказалось, что все ошиблись друг в друге. Принципы исчезли, все дело свелось к личности. Гуцков или Мундт — вот как ставился вопрос. Журналы стали наполняться дрязгами различных клик, взаимными счетами, пустыми спорами.

Легкая победа развила в молодых людях заносчивость и тщеславие. Где бы ни появлялся новый писатель, ему приставляли к груди пистолет и требовали безусловного подчинения. Всякий предъявлял претензию на роль единственного литературного идола».

Впоследствии, в 1855 году, Энгельс высказался еще резче о «Молодой Германии», снова подчеркивая идейную путаницу, господствовавшую в этой школе, где плохо переваренные воспоминания о германской философии перемешивались с элементами робкой политической оппозиции и с непонятными обрывками французского социализма, в особенности сенсимонизма.

Теоретиком «Молодой Германии» выступил Лудольф Винбарг — один из гамбургских друзей Гейне, по определению Энгельса, «цельный, сильный человек, подобный блестящей статуе, отлитой из одного куска металла, без малейшего пятнышка ржавчины».

Винбарг в своей книге «Эстетические походы» так сформулировал свою идею: «Поэзия не является больше игрой прекрасных духов: она — это дух времени, который незримо обуревает все головы, хватает за руку писателя и пишет книги времени. Поэты не должны быть больше, как некогда, на службе муз, они должны служить подлинной политической и трудовой жизни».

Винбарг, следуя идеям сенсимонизма, выступает проповедником новой «религии общества», ренессанса старой и новой эпохи, здоровые начала которых должны протянуть друг другу руки над трупом католического аскетизма. Разум и чувственность, жизнь и поэзия должны притти в гармоническое сочетание и явиться фундаментом будущего «эстетического общества».

Младогерманцы под непосредственным влиянием сенсимонистов провозгласили «эмансипацию плоти», свободный сенсуализм, который наивно выражался в протесте против установленных форм брака. Сенсуализм в таком примитивном виде был выявлением протеста против спиритуалистических крайностей романтики и философской отвлеченности.

«Молодая Германия» признавала своими вождями двух писателей, которые уже к тому времени оставили пределы страны: Берне и Гейне.

Младогерманцы почитали в Берне его публицистический пыл, его отношение к литературе и науке как духовным факторам, которые должны быть неразрывно связаны с действительностью. Мелкобуржуазный радикализм Берне был по духу младогерманцам, а ненависть Берне к гнету деспотизма и стремление его к республике как к средству избавиться от всякого зла соответствовали путаным политико-социальным настроениям группы «Молодой Германии». Гейне для младогерманцев был прежде всего идеологом крепнущего в своем мировоззрении бюргерства, политическим писателем, чья ирония превращается в серьезные удары бойца, который требует ниспровержения старого строя, чтобы на лучшей базе воздвигнуть новое здание политического, социального и этического порядка.