Генрих IV

А парижские лигёры, уверовав в полководческий талант Майенна и мощь его армии, считали положение Генриха совершенно безнадежным, несколько преждевременно предвкушая, как его связанного по рукам и ногам привезут в столицу. Любители зрелищ заранее арендовали окна в домах на улице Сен-Антуан, чтобы увидеть, как пленного Беарнца повезут в Бастилию, Представьте, как велико было смятение парижан, когда они узнали о постигшей Майенна неудаче и о приближении к городу королевского войска! Однако, пережив потрясение, они не впали в отчаяние. Как бы то ни было, город окружала надежная стена, укрепленная башнями и бастионами, с востока защищенная Бастилией, а с запада — Лувром. Зато предместья, расположенные к югу от Сены (Сен-Жермен, Сен-Жак, Сен-Марсо и Сен-Виктор), были весьма уязвимы, не имея иных укреплений, кроме рва и земляного вала. Наиболее разумным в данной ситуации было бы оставить эти предместья, срочно эвакуировав их население, но, как и следовало ожидать, возобладала точка зрения наиболее безрассудных. Было решено, что городское ополчение возьмет на себя оборону пригородов. Понадеялись на то, что внешних оборонительных сооружений будет достаточно, чтобы остановить натиск роялистов. Если же тем не менее они сумеют преодолеть ров, то ополченцы оставят свои позиции и укроются за городскими стенами. Именно на это и рассчитывал Генрих. Он надеялся, что его воинство, воспользовавшись возникшим замешательством и паникой, ворвется в город, как принято говорить в подобных случаях, на плечах бегущего противника. Учитывая скудость имевшихся в его распоряжении средств, иной возможности захватить столицу Французского королевства у него не было.

Подготовку к штурму Парижа Генрих начал с того, что разделил свое войско на три части, чтобы начать наступление одновременно в трех местах. 1 ноября 1589 года в четыре часа утра три эти корпуса выступили с исходных позиций. Местность была окутана столь плотным туманом, что ополченцев удалось захватить врасплох. Разбуженные криками и шумом стрельбы парижане прибежали на помощь защитникам столицы, но королевская кавалерия смяла их, и вся эта бесформенная масса беспорядочно откатилась к городу. Преследуя бегущих, Лану чуть было не захватил Нельские ворота — но «чуть» не считается, и план овладения Парижем провалился. Генриху оставалось лишь утешаться тем, что потери парижских ополченцев были огромны, а ужас и отчаяние, охватившие жителей столицы, — беспредельны.

Хотя достигнутое не могло называться иначе как полуудачей, король, не имея иной возможности, решил вознаградить свое воинство тем, что. позволил грабить пригороды, распорядившись не причинять физического насилия жителям и не разорять церкви. Но довольно было и того, что разрешили: вскоре солдаты Генриха облачились во все новое, их карманы едва не лопались от денег, а желудки — от вина и еды. К вечеру в домах не осталось ничего мало-мальски ценного, зато сами дома, хотя и преданные разграблению, уцелели от огня и разрушения. Так Беарнец дозировал свое милосердие и неумолимую суровость по отношению к поверженному противнику. О том, чтобы овладеть Парижем, он теперь даже и не помышлял. Его легкая победа, не давшая ему ничего кроме возможности пограбить мирное население, послужила серьезным предупреждением для лигёров. Во второй половине того же дня герцог Немур во главе конного отряда вошел в столицу, немного опередив Майенна, который, узнав о продвижении Генриха к Парижу, незамедлительно двинулся туда же. Чтобы задержать его, король, как мы помним, отдал распоряжение разрушить мост через Уазу, однако приказ не был надлежащим образом выполнен, и Майенн беспрепятственно переправился через реку, вступив в Париж с правого берега. Столица на сей раз была спасена.

Желая хотя бы издали полюбоваться недоступным городом, Генрих поднялся на колокольню в пригороде Сен-Жер-мен-де-Пре. Он увидел безрадостную для себя картину того, как парижане восторженно приветствовали воинство Майенна, и понял, что проиграл военную кампанию. Вместе с ним на колокольню поднялся монах, при виде которого, как он позднее признавался маршалу Бирону, его внезапно охватил ужас. Ему вспомнился кинжал Клемана, и он поклялся впредь и близко не подпускать к себе монахов, предварительно не обыскав их, дабы убедиться, что при них нет ножа. Но как ни старайся, а от судьбы не уйдешь, и в урочный час она настигнет тебя.