После битвы при Кутра Генрих IV, как мы помним, уподобился Ганнибалу, показав, что умеет побеждать, но не умеет пользоваться победой. На сей раз, словно желая доказать, что он — не Ганнибал (кто бы в этом сомневался!), Генрих решил использовать сокрушительный разгром армии Лиги при Иври для овладения Парижем. Шансы на успех казались тем более реальными, что Майенн даже не осмелился войти в столицу, встретившись с вождями лигёров в Сен-Дени, дабы сообщить им о своем намерении отправиться во Фландрию за испанским подкреплением. Чтобы выиграть время, Лига попыталась втянуть Генриха в переговоры, заранее обреченные на провал, однако не сумела отвлечь его внимание от Парижа. Король был полон решимости использовать все представившиеся ему шансы. Вполне сознавая, с какими трудностями будет сопряжена осада большого города, он решил предварительно подвергнуть его блокаде, будучи уверенным, что голод и даже простая угроза голода сломят фанатизм парижан.
Итак, в течение апреля 1590 года Генрих постарался овладеть окрестностями Парижа, заняв Корбей, Мелен, Бре, Провен и Ланьи, взяв под свой контроль мосты ниже по течению Сены, перерезав все пути доставки в столицу продовольствия. 7 мая он подошел к Парижу, установив на Монмартре свою артиллерию. Его армия заняла все высоты севернее столицы. Отправляясь во Фландрию, Майенн назначил 22-летнего герцога Немура военным комендантом Парижа, и тот незамедлительно принялся приводить в порядок оборонительные сооружения, реорганизовав также городское ополчение. Не забыл он и о продовольственном снабжении, ясно отдавая себе отчет в том, что неизбежно столкнется с этой проблемой. Если многие состоятельные парижане предпочли покинуть город, удалившись в свои деревенские имения, то, напротив, множество сельских жителей, опасаясь бесчинств солдатни, искали убежища в столице. Разумеется, богачи заблаговременно позаботились о себе, запасаясь продовольствием, и прежде всего мукой. Также поступали церкви и монастыри. Беднякам же, за неимением денег вынужденным ежедневно добывать хлеб свой насущный, грозила нужда, если не голод.
Руководителям обороны города добавляло беспокойства и то, что разгромное поражение при И ври пошатнуло авторитет вождей Лиги и Комитета шестнадцати, вследствие чего нельзя было исключать народных волнений. Опять обратились за консультацией к Сорбонне, поставив перед ее докторами вопрос о законности борьбы против Беарнца, и опять эти услужливые правоведы высказали свое глубокомысленное суждение. Они заявили, что божественное право запрещает католикам признавать королем еретика, заклятого врага церкви, вероотступника, преданного анафеме Святым престолом. Следовательно, каждый француз обязан воспрепятствовать приходу его к власти. Любой, кто окажет какую бы то ни было помощь Генриху Бурбону, сам станет вероотступником, совершит смертный грех, подвергнется вечному проклятию и должен будет с полным основанием понести наказание как пособник в установлении царства Сатаны. Напротив, кто будет до конца сражаться за истинную веру, того увенчает слава мученика. Тот факт, что подобного рода решение было принято единогласно, давал Беарнцу повод для горьких раздумий.
12 мая, желая прощупать почву, Генрих предпринял атаку на пригород Сен-Мартен. В результате сражения, продолжавшегося около четырех часов, молодой герцог Немур сумел отбить нападение. Дабы восславить эту маленькую победу, 14 мая Лига устроила в Париже знаменитое шествие монахов, переодетых солдатами. Пьер Л’Этуаль, очевидец сего диковинного действа, оставил его красочное описание. Епископ Санлиса, точно армейский командир, возглавлял шествие. За ним колонной по четыре в ряд следовали приоры различных монастырей со своей братией — картезианцы, фельяны, капуцины, минимы, нищенствующие монахи. Каждый приор нес в одной руке крест, а в другой — алебарду, прочее же «Христово воинство» было вооружено аркебузами, протазанами, кинжалами и иными видами оружия, которое они позаимствовали у солдат Немура. Полы их ряс были подобраны, а капюшоны откинуты на плечи. На многих красовались шлемы и нагрудные латы. Кюре Гамильтон, родом шотландец, исполнял обязанности сержанта, то отдавая команду остановиться для пения гимнов, то продолжить движение. Не раз по его команде монахи палили из мушкетов. Весь город сбежался поглазеть на столь невиданное зрелище, кое представляла собой, как утверждали ревнители веры, воинствующая церковь. Прибыл и папский легат, самим своим присутствием благословлявший зрелище столь же небывалое, сколь и смехотворное. Один из новоявленных «солдат», плохо умевший обращаться со своей аркебузой, решил выстрелом поприветствовать легата и нечаянно убил находившегося рядом с ним священника. Папский посланец, ничуть не смутившись, перекрывая своим голосом громкие крики толпы, возвестил, что убиенному несказанно повезло погибнуть во время столь священного действа.