Генрих Шестой глазами Шекспира

– Тогда пусть с ним поговорит лорд Толбот и покажет ему кузькину мать, – беззаботно приказывает король. – Что скажете, милорд Толбот? Вы довольны моим решением?

– Еще бы! – радостно отзывается Джон Толбот. – Я и сам хотел просить вас об этом, вы у меня буквально с языка сняли.

– Собирайте войска, идите и покажите ему, что мы не терпим измены и что над друзьями глумиться нельзя.

– Иду, государь. Надеюсь, вы увидите разгром ваших врагов.

Толбот уходит. Входят Вернон и Бассет, каждый из них просит короля разрешить поединок. Йорк и Сомерсет подтверждают, что это их слуги, и просят Генриха отнестись к ним с вниманием.

– А из-за чего сыр-бор? – интересуется король. – С кем вы хотите устроить поединок? И для чего?

– Я прошу разрешить мне драться с Бассетом, – говорит Вернон. – Он меня оскорбил.

– Чем он вас оскорбил? Расскажите нам, и я подумаю.

Первым излагает свою версию Бассет:

– Когда мы с Верноном плыли во Францию, он сказал, что кровавый цвет розы, которую я ношу, напоминает, какое красное лицо было у моего господина, когда он спорил с герцогом Йорком о правах на престол. Ну и еще много всяких обидных гадостей говорил про графа Сомерсета.

– Да неправда все это, – вступает Вернон, – все не так было! Бассет передергивает. Я ношу белую розу, и он первым начал меня подкалывать и говорить, что «бледность моего цветка обозначает слабодушье Йорка».

– Когда же ты угомонишься, наконец, Сомерсет? – с упреком произносит Йорк, он же Ричард Плантагенет. Поскольку титул ему возвращен парламентом, теперь автор так и будет именовать этого персонажа. Не Плантагенетом, а Йорком. Ну и я вслед за ним.

– Да ты сам чуть не лопаешься от гнева, – парирует Сомерсет.

– Господи! – восклицает король Генрих. – Ну что у вас в головах творится, если из-за такой ерунды вы готовы поубивать друг друга! Кузены Сомерсет и Йорк, «прошу вас, успокойтесь, помиритесь».

Йорк выказывает, правда, довольно скупо, готовность к примирению, дворяне же Вернон и Бассет настаивают на том, чтобы решить спор поединком. Тут у герцога Глостера заканчивается терпение.

– Вы просите согласия короля? Да пропади пропадом ваш спор! Будьте вы прокляты, надменные вассалы, с вашей тупой дерзкой болтовней! Вам не стыдно лезть с этим к королю и морочить головы достойным людям? А вы, милорды, – обращается он к Йорку и Сомерсету, – совсем распустили своих приближенных. Почему вы вообще допускаете такие пререкания? Вы что, не понимаете, что подобные разговоры могут в любой момент обернуться разжиганием вражды между вами? Вам обоим пора образумиться.

– Миритесь, – подает голос Эксетер, – не расстраивайте короля.

Король Генрих произносит длинную миротворческую речь. Жаждущим драки дворянам он грозит своим гневом, если они не оставят спор и не забудут его причину. Их хозяев, Йорка и Сомерсета, он призывает вспомнить, что в данный момент они находятся на вражеской территории, и если противник узнает, что в среде англичан возник раздор и конфликт, французы немедленно этим воспользуются. И только представьте себе, какой позор падет на наши головы, если все правители во всех странах узнают, что мы лишились Франции только потому, что в среде приближенных короля возникли разногласия из-за таких пустяков!

 О, вспомните отца завоеванья,

Мой возраст нежный и не потеряйтеИз-за безделки то, что стоит крови!

Нежный возраст. Это сколько? По факту – 9 лет, но уж больно речи у короля взрослые.

– Я буду посредником в вашем споре, – продолжает Генрих Шестой. – Вот возьму и приколю себе на одежду алую розу. И что теперь? Вы будете думать, что Сомерсета я люблю больше, чем Йорка? Глупость полная! Они оба – родня мне, и я обоих люблю. И вообще, давайте жить дружно. Кузен Йорк, в знак доверия и расположения к вам я назначаю вас наместником во Франции. А вы, кузен Сомерсет, присоедините свою кавалерию к пехоте Йорка и воюйте вместе. Мы немного отдохнем в Париже, затем двинемся в Кале и оттуда – домой, в Англию. Надеюсь, скоро вы пришлете нам в подарок дофина Карла, герцога Алансона и всю их шайку.

Трубы.

Уходят все, кроме Йорка, Уорика, Эксетера и Вернона.

Уорик обращается к Йорку:

– А наш король сегодня хорошо выступил в роли оратора, правда?

– Согласен. Но мне не нравится, что он приколол розу Сомерсета.

– Да брось! Это ничего не означает, я уверен. Не бери в голову. Обычная королевская прихоть.

– Хотелось бы надеяться, – вздыхает Йорк. – Ладно, оставим эту тему, у нас много других дел.

Уходят все, кроме Эксетера.

И снова Томасу Бофору, герцогу Эксетеру, не достается от автора никаких поступков, двигающих сюжет. Он и в этой сцене всего лишь «говорящая голова», подводящая итог произошедшему: