Генрих Третий. Последний из Валуа

Эта неудача лишь подняла авторитет герцога Анжуйского – ему одному была подвластна победа.

Европа рукоплескала его славе. Женщины сходили с ума по этому Амадису, единственному «любимцу Марса и молодости»; его сравнивали с Александром Великим, с Цезарем. Филипп II в торжественной обстановке вручил ему почетную шпагу. Даже протестантка Елизавета Английская была в смятении – она пожелала взглянуть на портрет этого полубога, и сердце ее забилось. Ронсар посвящал ему стихи.

Потерявший от счастья голову, Генрих купался в лучах безграничной славы. С первых шагов он оказался баловнем судьбы; она вознесла его на самую вершину – невозможно было желать большего в восемнадцать лет.

Глава 6

От безумной Марго – к весталке Запада

(16 октября 1569 – 12 сентября 1571)

Если популярность монсеньора не давала королю спать, то еще больше беспокоила она Лотарингский дом. Герцог Франсуа де Гиз, всеми признанный и любимый вождь католической партии, всегда занимал во Франции второе место после короля. Разве его сыну пристало отказываться от этого наследства, отступать перед другом детства, долгое время воспитывавшимся в неге и сибаритстве? Но хотя прихожане его дядей-кардиналов и не упускали случая выразить свою любовь и преданность тем, в чьих жилах текла кровь победителя Кале, что значило это в сравнении с триумфом монсеньора при Жарнаке и Монконтуре, особенно если учесть, что дебют самого Генриха де Гиза на военном поприще был не слишком удачен?

Молодой герцог искал утешения у дам. Это был высокий, кельтского типа юноша, которому в наследство от матери, внучки Лукреции Борджиа, досталось итальянское изящество. Красавицы были от него без ума, и даже сама принцесса Маргарита посматривала на него благосклонно. Как-то кардинал Лотарингский заметил улыбку, которую Маргарита бросила на Генриха де Гиза, когда тот склонился перед нею в поклоне. На этой-то улыбке хитрый прелат и решил построить план своих военных действий.

Гиз должен был поставить себе ближайшей целью настолько заслужить доверие и расположение молодой девушки, чтобы ему стали известны секреты королевской семьи, а затем – но это уже выглядело как почти недостижимая цель, – добиться брака с принцессой.

Маргарита очень серьезно относилась к своей роли ангела-хранителя. «Я всегда говорила с королевой о моем брате, – писала она в своих “Воспоминаниях”, – а ему всегда сообщала обо всем, что происходит при дворе, заботясь при этом лишь о том, дабы выполнить его волю».

К шестнадцати годам принцесса расцвела пышным цветом, и забавы с братом, даже сдобренные изрядной долей инцеста, не могли долго удовлетворять ее. С другой стороны, Гиз волнует ее – свою роль он играет так естественно. Неопытная Маргарита не могла долее противиться: она уступает поцелуям юного красавца, его страстным ласкам и до безумия влюбляется в Гиза.

Никто при дворе не догадывается о тайне двух любовников и лишь Дю Гаст с его чутьем, обостренным ненавистью к Маргарите, в которой он видел соперницу, все замечает. Фаворит тут же помчался с доносом к своему господину. Пусть его высочество будет осторожен! Пусть не забывает о безумном честолюбии Лотарингского дома! Полудетская страсть могла разрушить все надежды героя.

Генрих ощутил себя глубоко оскорбленным, и не столько в своем честолюбии, сколько в своей любви. Ревнивый максималист, он чувствовал, что сестра, такая нежная, предала его, предпочтя ему другого мужчину. Он предупреждает Екатерину о своих подозрениях и просит «не доверяться больше Маргарите».

В тот же вечер принцесса замечает, что отношение матери к ней резко изменилось. Она умоляет открыть ей причину. И после некоторого колебания Екатерина все объясняет.

«Ее слова, – писала впоследствии Маргарита, – ранили меня тем сильнее, что поначалу, когда я пришла, мать встретила меня очень приветливо. Я сделала все, что могла, дабы убедить ее в моей невиновности. Я клялась, что никогда не говорила с Гизом о делах семьи и что если бы он сам заговорил об этом, я тотчас же пришла бы все рассказать королеве-матери. Но мне не удалось ее разубедить… Видя это, я сказала, что не сильно сожалею о потере моего счастья, поскольку оно не принесло мне особой радости, и что брат мой отнял это счастье так же легко, как подарил… и все из-за пустяка, который и существовал-то лишь в чьем-то воображении… Я умоляла ее поверить, что навсегда сохраню воспоминание о несправедливых упреках брата».

Произнося эти слова, Маргарита была достойной дочерью своей матери с той лишь разницей, что Екатерина умело притворялась, что не помнит зла. И когда Маргарита целовала руку королевы-матери, не понимая от страха ни слова, она почувствовала на себе ее тяжелый ледяной взгляд: к Генриху отнеслись с оскорбительным презрением.