Генрих Третий. Последний из Валуа

Юный монарх боялся будущего. И он вынашивал макиавеллиевские планы избавления от этой участи.

А пока ему предстояло как можно скорее разделаться с Лa-Рошелью. Он еще не получил официального сообщения обо всех пунктах договора, подписанного Монлю. В своем письме от 1 июня Екатерина писала монсеньору: «Король посылает Вам свои указания на случай, если обстоятельства сложатся так, что Вы возьмете Ла-Рошель…»

Генрих понял все с полуслова и начал подготовку к генеральному сражению. Он лично следит за всеми приготовлениями, сам осматривает подкопы под стены крепости. Однажды он был столь неосторожен, что его узнали часовые, стоящие на стенах Лa-Рошели. Они тотчас же открыли огонь.

Две выпущенные ими пули просвистели совсем рядом, едва не задев Генриха, и у него была возможность «познать леденящее чувство страха».

Атака была назначена на следующий день и, как все предыдущие, закончилась неудачей. Вся военная мощь королевства была брошена против непокорной крепости. Послушный наставлениям королевы-матери, Генрих больше не упорствует, однако держит осаду Ла-Рошели до 26 июня. Договор, поспешно заключенный десятью днями позже, предоставлял протестантам полную свободу вероисповедания, а жителям Ла-Рошели, Нима и Монтобана – свободу отправления протестантских культов: указ был подписан в Булони 6 июля 1573 года.

Генрих возвращается в Париж; словно для того, чтобы насладиться первыми плодами своего королевского звания, в действительности же – с намерением воспользоваться любыми уловками, дабы избавиться от него.

Глава 11

Король поневоле

(6 июля 1573 – 18 февраля 1574)

Обняв мать и насладившись пылкими объятиями Марии, новый монарх должен был пойти поприветствовать короля.

Он был потрясен переменой, происшедшей в Карле за несколько месяцев: казалось, его придавило бремя жизни, угрызения совести сделали еще более яростными и частыми нервные приступы, а чахотка вконец подточила его тело атлета.

Увидев потухший взгляд брата, болезненный румянец на его щеках, Генрих подумал: «Он уже покойник».

И он тут же еще раз поклялся никуда не уезжать.

Карл IX, пребывавший в возбужденно-болезненном состоянии, принимая монсеньора, даже не думал скрывать своей злобной радости от того, что тот скоро покинет Францию. Его неприязнь к брату превратилась в ненависть, он видел в Генрихе первопричину всех своих страданий, физических и моральных, и нисколько не сомневался, что, когда тот уедет, к нему вернутся здоровье и покой.

Он уже начал переговоры с Германией и с Италией, устраивая скорейший отъезд своего брата. Немецкие протестантские князья не скрывали своей враждебности по отношению к одному из вдохновителей Варфоломеевской ночи. Пришлось пообещать им, что Польша будет поддерживать нидерландских мятежников до тех пор, пока не будет получено разрешение на проезд монсеньора через их земли.

Генрих отчаянно пытался остаться во Франции под любым предлогом. Герцог Неверский был занят подготовкой проекта всеобщей государственной реформы. Проект этот должен был представить королю монсеньор; предполагалось, что ему будет поручено и осуществлять проект. Но ход событий изменился.

Все в Лувре с нетерпением ожидали его отъезда: Гизы – чтобы оказаться единственными руководителями католического движения, новая партия Политики – чтобы получить доступ к управлению государством. Герцог Алансонский уже потребовал, чтобы его назначили генерал-лейтенантом королевства.

У незадачливого юноши теперь был фаворит, Гиацинт де Ла Моль, честолюбивый двадцатичетырехлетний молодой человек, страстный дамский угодник. Никто не мог устоять перед ним, поскольку, как возмущенно заметила Жанна д’Альбре, «при этом дворе не мужчины домогались женщин, а женщины искали мужчин».

Этот искатель приключений не боялся засматриваться даже на принцесс; он осмелился объясниться в любви мадам Конде. Придя в бешенство, Генрих потребовал, чтобы соперника удалили от двора, но герцог Алансонский поднял страшный крик, и король, обрадованный возможностью отказать в чем-то монсеньору, оставляет де Ла Моля.

Горя желанием отомстить, фаворит герцога Алансонского тут же начал враждебные действия против нового короля Польши. Несмотря на то что у королевы-матери были прекрасные осведомители, ей не удалось спутать карты этого человека, как не удалось и воспрепятствовать союзу герцога Алансонского с Бурбонами, желавшими как можно скорее избавиться от Генриха.

Конде метал на свою жену злобные взгляды и не скрывал намерения вернуть ее, как только его соперник уедет, а может быть, и отомстить. Генрих, как всегда, плакался матери. Екатерина его успокаивала, напоминала о его славе, предупреждала о том, как опасно нарушать волю Карла IX. А кроме того, каким образом можно было избежать отъезда, если прибытие польских послов ожидалось со дня на день?