Генрих V

Бургундцы, вероятно, с тяжелым сердцем узнали бы о той дурной славе, которой пользовались король и его подданные, отличавшиеся большой злобностью. Еще в предыдущем веке Фруассар считал, что «под солнцем нет более опасной и жестокой расы, чем английская». В 1411 году Жан де Монтрей утверждал, что за сотню лет они «перебили больше христиан, чем какой-либо другой народ».[258] Вот как описывал их Робине, переводчик-современник нормандского беженца, Блонделя, автора «Жалобы всех добрых французов»: «...с глазами, светившимися дьявольским вероломством, с пеной на губах, как у дикого вепря во время полевой охоты». Он добавляет, что пролить кровь им не составляло труда, [355] где бы они не находились.

[259] В конце пятнадцатого века даже такой сдержанный наблюдатель, как Филипп де Коммин,[260]

и то говорит, что англичане обладали чрезвычайно крутым нравом, особенно те, кто никогда не выезжал за пределы Англии.[261]

И опять англичанам, как всегда, дела не было до того, что о них думали иностранцы. В любом случае, в отличие от французов, война не имела непосредственного влияния на их повседневную жизнь дома. Современный историк написал: «даже невнимательное чтение писем Пастонов может показать, как далеко это было от сознания английского высшего общества пятнадцатого века, как Наполеоновские войны или Индия девятнадцатого века в романах Джейн Остин».[262]

Тем не менее, почти у всех у них имелись соседи, которые служили во Франции, и уж во всяком случае все они восхищались своим королем-героем, наверное, ничуть не меньше, чем их потомки восхищались Нельсоном или Веллингтоном.

Однако у короля было много дел, которые требовали его безотлагательного внимания. Сторонники дофина на реке Уазе грозились перекрыть одно из основных звеньев, связующих Фландрию с Парижем. Жак д'Аркур, лишенный своего достояния нормандский вельможа, через Пикардию устремился в сторону Нормандии. Герцог Бретонский сильно запаздывал с ратификацией договора в Труа и признания Генриха своим верховным [366] правителем. В районе Пиренеев граф Фуа, выпросивший деньги для защиты границ Гиени от сторонников Карла, теперь вместо того, чтобы заняться охраной, увиливал от решительных действий. Император Сигизмунд был слишком поглощен борьбой с реальной угрозой со стороны армии гуситов, лоллардов на славянский лад. Теперь он не мог прислать Генриху на помощь войска, как обещал ранее, и ответил ему вежливым, но окончательным отказом.

Более того, несмотря на блестяще проведенную операцию по взятию Мо, это ровным счетом ничего не меняло. Да, конечно, он имел исключительно хорошие укрепления, сильный гарнизон. Никто не отрицает, что там была одержана существенная моральная победа. Нет сомнений и в том, что благодаря его капитуляции последовали капитуляции целого ряда крепостей дофина. Однако обладание ими не играло решающей роли. Наследник и регент Франции столкнулся с перспективой бесконечной серии подобных осад в будущем, что могло растянуться на всю его жизнь, если он не остановится в желании усмирить своих упрямых и враждебно настроенных новых подданных.