Однако летом 1540 года стремительное развитие событий отодвинуло ее в сторону. 9 июля синод в должном порядке пришел к решению, что последний брак короля был незаконным, учитывая не только предварительный брачный контракт и неосуществление брака, но и то, что Генрих действовал под принуждением. Эта прозрачная ложь была просто расцвечена врагами Кромвеля, чтобы исключить все попытки оправдания павшего министра, который еще находился в Тауэре в ожидании казни. Парламент утвердил выводы синода четыре дня спустя, и короткое царствование Анны, продлившееся чуть больше шести месяцев, закончилось. И испанский, и французский дворы встретили эти новости громкими выражениями недоверия и резкого неодобрения, что на несколько недель сделало жизнь английских послов весьма тяжкой, но никак не изменило существующих дипломатических отношений. Если сам герцог Клевский не был готов порвать с Генрихом по этой причине, то ни у кого больше не было повода это сделать. Между тем парламент обратился к королю с просьбой жениться вновь ради сохранения наследования и соответственно отменил пункт о кровосмешении, касавшийся кузин в первом поколении, какими являлись Екатерина Ховард и Анна Болейн[179]
. Хотя надежды Екатерины еще не получили общественного признания, о них было хорошо известно, поскольку король осыпал ее дарами с начала апреля. Они поженились в Оутлэндсе 28 июля, и Генриху на таком подъеме было чрезвычайно трудно удержаться, чтобы выпустить ее из рук хотя бы на людях. В определенном смысле она была именно тем, в чем он нуждался, — живым сексуальным стимулятором, подстегивающим его слабеющую энергию и дающим, наконец, уверенность в неизбежном продолжении рода. Поэтому явная любовь короля комментировалась добродушно, скорее одобрительно, чем критически. «Любовь короля осенила эту благородную женщину таким великолепием, что неизвестно, любил ли он когда-нибудь так какую-то женщину», — писал секретарь Крэнмера, Ральф Морис[180]. Послы говорили о его хорошем настроении и явном улучшении здоровья. Он со страстью охотился, рано вставал и относился миролюбиво ко всем окружающим.К несчастью, это великолепная встряска основывалась в определенной мере на самообольщении. Генрих, казалось, всерьез поверил, что его юная невеста была невинной розой, какой она казалась на первый взгляд. Как он мог не заметить, что она явилась к нему не девственницей, это по меньшей мере загадочно. Возможно, восторг лишил его наблюдательности. Более того, хотя Екатерина могла быть великолепной партнершей в постели, но как подруга она имела весьма ограниченные возможности. Ее образованием явно пренебрегли, как и образованием Анны, хотя по другим причинам. К тому же она была тщеславна, жадна и абсолютно лишена здравого политического смысла. Поскольку она происходила из семьи Ховардов, а ее родственники были так же жадны, ее полная власть над Генрихом в первые месяцы их брака стала политической бомбой замедленного действия. Ее обширная свита, обходившаяся королю примерно в 4600 фунтов в год, включала ее многочисленных родственников и их подопечных. О Томасе Кромвеле сразу же стали вспоминать с гораздо меньшей неприязнью. Взлет вульгарных Ховардов породил зависть и злобу. Королева нуждалась в защите от осиного гнезда, которое она расшевелила, потому что сама она не обладала необходимыми для этого качествами. Все это создавало критическую ситуацию, потому что ни Генрих, ни Екатерина не обладали должной выдержкой. Если бы она сразу забеременела после его пылких объятий, все сложилось бы хорошо, но этого не произошло. Возможно, она страдала бесплодием, и это спасало ее от последствий прежних тайных романов, но скорее всего сомнительной была плодовитость ее стареющего мужа. Какими бы ни были причины, успех, ради которого даже недовольные придворные готовы были закрыть глаза на внезапное появление Екатерины, никак не обозначился.