География гениальности. Где и почему рождаются великие идеи

А вот расходы на общественные нужды в Афинах были щедрыми. И средства на них черпали не только из кармана афинян. На Парфенон и другие славные проекты пошло немало денег из фондов, собранных Делосским союзом. Делосский союз был прообразом НАТО: альянсом против общего врага – персов. По сути, афиняне сказали союзникам: «Спасибо за взносы. Мы найдем им достойное применение». Что ж, никто не обещал, что колыбели гениев будут отличаться деликатными манерами…

Пока мы обходим Парфенон, Аристотель объясняет: получив массу денег от союзников, Афины внезапно стали центром Древнего мира. «Если вы были инженером, или архитектором, или скульптором, или философом, вы стремились сюда изо всех сил».

Назовем это «теорией магнита»: Древние Афины (или Кремниевая долина) прославились креативностью, поскольку привлекли, подобно магниту, умных и амбициозных людей, яркие таланты. Трудно не согласиться. Однако не слишком ли простое объяснение? Да и что оно объясняет? «Здесь много творчества, поскольку сюда съехались творческие люди». Да, но почему эти люди съехались? Почему возник магнит?

Здесь мы упираемся в фактор времени. Со временем Периклу, великому афинскому вождю, в высшей степени повезло. Ведь большую часть истории Афины либо готовились к войне, либо воевали, либо оправлялись от войн. В период между Греко-персидскими войнами и Пелопоннесской войной (454–430 гг. до н. э.) в Афинах был мир. Именно тогда Перикл вплотную занялся культурными проектами. Именно тогда был построен Парфенон. Значит, одно из условий золотого века – мир.

Минутку, скажете вы: разве не войны породили многочисленные изобретения – скажем, реактивный двигатель и радар? Да, инновации возникают в военное время, однако у них узкая направленность: пушка лучше стреляет, самолет быстрее летает. И хотя подчас это можно применить в гражданских целях, конечный результат войны, как показал в своем подробном исследовании Дин Симонтон, негативен. Причем «негативный эффект касается всех форм творчества, включая технологию».

Мы с Аристотелем сидим на древней каменной плите под лучами средиземноморского солнца, а вокруг роем ос толпятся туристы. Я задаю собеседнику прямой вопрос: почему именно Афины? Что было необычного в афинском воздухе?

На сей счет у Аристотеля не припасено ни ответа, ни меткой цитаты, ни картинки в рюкзачке. Обычно ему не задают такие вопросы. Величие Афин воспринимается как должное. Он долго думает, прежде чем ответить.

– Наверное, дело в политической системе. В отличие от других городов-государств у афинян была свобода слова и открытые дискуссии. В собрании оратор вставал на возвышение и обращался к аудитории в 7000 человек. И так по сорок раз в год. И никаких запретных тем. Если вы желали стать государственным деятелем, вам требовались красноречие и образование. Плюс выдержка. Люди оставались там от восхода до заката солнца, сначала обсуждая бытовые вопросы (например, запасы воды и зерна), а затем переходя к более серьезным… Так что – да, – уверенность в голосе Аристотеля крепнет, – дело в демократии.

А ведь не факт. Здесь все та же проблема: что было раньше – курица или яйцо? Демократия породила в Афинах творчество или расцвет творчества привел к демократии? И потом, в голове у меня звучат слова Дина Симонтона, который тщательно изучил вопрос и выяснил, что не существует корреляции между золотым веком и демократией. По его словам, важна свобода, а не демократия. А это не одно и то же. «Бывают просвещенные автократы. В Китае никогда не было демократии, но просвещенные автократы были». Некоторые психологи идут дальше: по их мнению, олигархии больше способствуют творчеству, чем демократии, поскольку в них меньше общественного контроля, а значит, больше готовности затевать рискованные и «ненужные» проекты. Поэтому, как ни боязно спорить с человеком по имени Аристотель, демократия сама по себе не объясняет величие Афин. Значит, нужно продолжать поиски.

Мы снова трогаемся в путь. Аристотель ведет меня в сердце Древних Афин. Это вовсе не Акрополь, как думал я (и не только я). Его священные стены остаются далеко позади. А мы через несколько минут входим в ворота и оказываемся перед руинами и остатками построек.

– Вот и пришли. – В голосе Аристотеля звучит торжество.

Агора. Буквально это слово означает «место народных собраний», однако агора была чем-то гораздо бóльшим. Когда афиняне принялись восстанавливать город после разграбления персами, они начали не с храмов Акрополя, как можно было бы ожидать, – они начали отсюда, с подлинного центра города.

Здесь царили шум и сутолока. Продавцы расхваливали свой товар, а софисты превозносили свои ораторские услуги. Здесь сквозило напряжение; зачастую возникали споры, а подчас и потасовки. И все же афинянам нравилась агора, что многих удивляло. Персидский царь Кир сказал, что не испытывает уважения к людям, которые создали специальное место, «где собираются, чтобы обманывать друг друга и лгать под клятвой».