География гениальности. Где и почему рождаются великие идеи

Я поворачиваю за угол – и вот он, желанный ключ: красноватые черепки. На каждом из них что-то написано белыми буквами – и даже спустя столько столетий надпись можно прочесть. Эти черепки – остраконы – не простые: они использовались для голосования. Белые надписи – имена. Но вы вряд ли пожелали бы увидеть на остраконе свое имя. Табличка у витрины поясняет: «Каждый голосовавший писал или рисовал на черепке имя человека, которого считал нежелательным». Гражданина, чье имя попадалось на черепках чаще всего, изгоняли на десять лет. Даже по нашим меркам это немалый срок. А в те времена, когда продолжительность жизни была короче, такое наказание считалось очень суровым. (Кстати, именно к этой процедуре восходит наше слово «остракизм».)

Что могло привести к изгнанию? Неверие в богов. Эта участь постигла Протагора, эдакого Ричарда Докинза своего времени. А еще – неумеренная гордыня. Скульптор Фидий подвергся изгнанию за то, что изобразил свой профиль на щите Афины. (Похожие проделки в наше время называют «фотобомбами».) Что ж, эти примеры можно понять. Сложнее разобраться в другом: почему афиняне изгнали некоторых успешных граждан, и подчас на весьма надуманных основаниях?

Ответом отчасти могут служить слова одного афинянина: «Меж нами никому не быть лучшим, а если есть такой, то быть ему на чужбине и с чужими»[24]. Иными словами, ты можешь оказаться в изгнании, если слишком хорош

. Иначе (думали греки) не будет честного соперничества. Как сказал Ницше, греческое представление о соревновании «требует как предохранительной меры против гения второго гения»[25].

Когда я впервые прочел эти слова, они меня озадачили. Второй гений? Что бы это могло значить? И если есть «второй» гений, кого (или что) можно считать «первым»? Ответ кроется в самих Афинах. При всей любви к состязанию афиняне, как мы уже сказали, соревновались не ради личной славы, а ради славы Афин. Всякий, кто забывал этот императив, рисковал быть изгнанным.

Впрочем, иногда остракизм оборачивался к лучшему, пусть и ненамеренно. Некоторые афиняне в изгнании достигли пика успехов. Фукидида выслали за неудачи в ходе военной кампании – но именно в изгнании он написал свой шедевр. Не является ли подчас творческим стимулом отвержение?

Шарон Ким, профессор бизнес-школы Университета Джонса Хопкинса, решила разобраться во взаимосвязи между отвержением и творчеством и осуществила серию экспериментов. Результаты оказались удивительными. Наиболее творческий подход показали испытуемые, которые ощутили себя отвергнутыми

. В особенности те, кто изначально в опросниках назвал себя «независимым». По словам Ким, когда таких людей отвергают, это «подтверждает их мнение о себе: что они не похожи на остальных». И это стимулирует творчество.

Здесь возникают любопытные вопросы, касающиеся общественной политики. В нашей стране каждый школьный округ и каждая корпорация старается, чтобы никто не чувствовал себя ущемленным. Вдруг это не всегда правильно? Но как отличить людей, которым отвержение пойдет на пользу, от людей, которым оно навредит?

Конечно, грекам были неизвестны такие исследования. Однако они ясно понимали силу отвержения и его близкой родственницы – зависти. Они считали человека завистливым по природе и полагали, что это хорошо. На первый взгляд странно. В конце концов, зависть – один из семи смертных грехов, причем, как отмечает эссеист Джозеф Эпштейн, единственный, в котором нет хоть чего-то позитивного.

Ответ, как всегда, нужно искать у богов. В данном случае – у Эриды, богини раздора. Или даже у двух:

Знай же, что две существуют различных Эриды на свете,

А не одна лишь всего. С одобреньем отнесся б разумныйК первой. Другая достойна упреков.Гесиод[26]

Добрая Эрида «способна понудить к труду и ленивого даже»: человек видит успех ближнего и хочет его превзойти. Такая форма зависти позволяла грекам превращать конкуренцию в полезную силу: чужой успех добавлял мотивации («надо бы его обогнать»), не давая воли темным чувствам («надо бы его удавить»). Интересно: как им это удавалось? И если у них получилось, почему не может получиться у нас?

Я спускаюсь по Холму муз. Прохожу мимо игрушечных поездов и воздушных шариков с Микки-Маусом, сувенирных лавок, торгующих философскими календариками (Сократ соответствует ноябрю), мимо бегунов и собачников. И обдумываю этот вопрос, снова и снова. Он крутится в моей голове как шашлык на вертеле у одного из бесчисленных торговцев сувлаки.

Я иду и думаю, думаю и иду, бессознательно повторяя ритуал, древний, как этот холм. Вот уже и гостиница. Прогулка добавила сил, но не принесла ответов. Правда, вопросы стали более интересными. «Молодец, – слышу я голос Сократа. – Продолжай спрашивать. Путь к мудрости вымощен хорошими вопросами».