География гениальности. Где и почему рождаются великие идеи

Тогда, говорит она, я не ошибся местом. Именно здесь Тагор рос. Кстати, в детстве он испытывал одновременно одиночество и постоянный приток впечатлений. Будучи младшим из пятнадцати детей, Тагор был постоянно окружен хаосом и культурой – и на улицах, и дома. Подумать только: кругом босые и шальные маленькие Тагоры…

Да, это было буйное и бурное время. Годами позже Тагор напишет: «Оглядываясь назад, на свое детство, я понимаю, что чаще всего меня посещала мысль, что я окружен тайной». Эта тайна, как и сопутствующий хаос, одновременно возбуждала и воодушевляла его.

Хаос. Зачастую это слово ошибочно используется как синоним «анархии». «Что за хаос!» – возмущаемся мы, зайдя в комнату взрослеющей дочери. Можем назвать хаотичным и свой внутренний мир. Но мы полагаем, что хаос плох и что от него надо избавляться любой ценой.

А что, если мы ошибаемся? Что, если ничего худого в хаосе нет? Что, если он способствует творческим прорывам?

В первый момент звучит дико. Разве творческие люди не доискиваются возможности сдержать хаос и нащупать «форму, которая позволит беспорядку улечься», как сказал Сэмюэл Бекетт? Все верно, но иногда они ищут и хаоса, а если не находят, то создают его. Хаос на письменном столе Бетховена… Хаос в личной жизни Эйнштейна… Одним словом, хаос рукотворный. Творческим людям известно: произвольность – слишком важная вещь, чтобы оставлять ее воле случая.

Жажда хаоса, а не только порядка глубоко укоренена в нас и, по некоторым данным, тесно связана со строением нервной системы. Много лет назад невролог Уолтер Фримен провел любопытный эксперимент: выяснил, как мозг реагирует на новые запахи. Он прикреплял электроды к голове кроликов, а затем давал им почувствовать различные запахи, частью знакомые, а частью нет. Сталкиваясь с новым и неизвестным запахом, мозг кроликов входил в состояние, которое Фримен называет: «Я не знаю». Этот источник хаоса позволяет мозгу «избегать всех видов деятельности, усвоенных ранее, и вырабатывать новый вид».

Фримен заключает: хаотические состояния нужны мозгу, чтобы обработать новую информацию (в данном случае – новые запахи). «Без хаотического поведения нервная система не может добавить новый запах в свой репертуар изученных запахов», – пишет он.

Выводы Фримена имеют колоссальное значение. Получается, что хаос не мешает творчеству, а составляет важный его ингредиент. Наш мозг созидает не только порядок из хаоса, но и хаос из порядка. Творческий человек не воспринимает хаос с ужасом, а смотрит на него как на кладезь информации. Да, эта информация лишена для нас смысла. И все же потенциально она важна, поэтому пренебрегать ею не стоит.

Творческий человек сотрудничает с хаосом, но сотрудничество не есть капитуляция. Вечный хаос ничуть не полезнее для творчества, чем идеальный порядок. И все же, как отмечает бельгийский химик и нобелевский лауреат Илья Пригожин, где-то между ними есть волшебная и удивительная смычка: «Внутри нее существуют все возможности». Творческие люди постоянно пребывают в вечном танце на краю хаоса.

Судя по недавним исследованиям, это удивительно могущественный танец. Ученые провели эксперимент: предоставляли испытуемым фигуры самых разных форм – линии, круги, треугольники, кольца и т. д., – из которых те могли создать предметы с узнаваемой функцией (скажем, мебель, посуду или игрушки). Затем жюри оценивало степень креативности продуктов. Но одни испытуемые могли выбирать категорию предметов и/или исходные формы самостоятельно и целенаправленно, а другим экспериментаторы просто передавали готовый вариант, выбранный случайным образом.

Результаты оказались неожиданными и недвусмысленными. Самые креативные продукты были созданы в тех случаях, когда и категория предметов, и исходные формы представляли собой результат случайной генерации. Чем меньше оставалось выбора, тем ярче проявлялось творчество. Возможно, это удивит вас, поскольку в нашей культуре есть культ выбора (или иллюзия выбора?). Однако случайность – более мощный эликсир творчества. Почему? Опять-таки, объясняет Дин Симонтон, все дело в ограничениях. «Отталкиваясь от полностью неожиданного, испытуемые должны были изыскать максимум творческих возможностей», – заключает он. (Конечно, всему есть мера. Избыток случайных стимулов породит вместо гениальности невроз.)

Мы раскрываемся в «хаотической» и стимулирующей среде. Это верно не только в психологическом, но и в физиологическом плане. У крыс, выросших в обстановке, богатой стимулами, формируется больше кортикальных нейронов – мозговых клеток, которые обеспечивают мышление, восприятие и сознательное движение. Их мозг больше весит и содержит более высокие концентрации важных химических веществ в сравнении с крысами, которые не получили такой стимуляции. Наше тело и наш ум жаждут не просто стимулов, но комплексных и многообразных стимулов.