До позднего вечера сидел Банов за столом и думал. Думал о разном, но всегда после «разного» мысли его возвращались к этому рыжему мальчишке, его матери, к самому, теперь уже покойному Ройду, для которого в жизни были только два удовольствия: женщины и борьба.
Начинало темнеть. Директор включил свет, достал из несгораемого шкафа сочинение Роберта и переписал с его титульного листа адрес в свою записную книжку, после чего снова возвратил сочинение на место и тщательно закрыл тремя ключами несгораемый шкаф.
На улице все еще чувствовался теплый ушедший день. Из-за дальних домов выглянула луна, показавшаяся Банову похожей на инвалида.
До Второго Казачьего переулка было минут десять ходьбы. Не больше.
Дом Банов нашел легко. Зашел в парадное, поднялся по широкой лестнице на второй этаж и остановился перед дверью с номером четыре. Слева на стене висели две маленькие таблички, устроенные на гвоздях под кнопками звонков: «Шкарницкий – звонить один раз», «Ройд – звонить два раза».
Банов задумался. Своих соседей по коммуналке он не любил, а значит понимал, как много вещей в бытовой и в личной жизни зависит от них. И, должно быть поэтому, рука потянулась к кнопке звонка Шкарницкого. Тем более тот факт, что в разные звонки надо было звонить еще и разное количество раз, как бы насторожил директора школы. Это как раз и показывало, что совместная жизнь этой коммунальной квартиры в трехэтажном старинном доме, возможно, была излишне усложнена.
Шкарницкий, открыв входную дверь, оказался человеком малоприятной наружности, худым, высоким, сальным. И дело было тут не только в его давно немытых волосах, а и во всей внешности, включая и давно не стиранную одежду.
– Вы ко мне, товарищ? – встретил он Банова вопросом.
– Да нет, мне товарищ Ройд нужна, – ответил Банов, разглядывая стоявшего перед ним человека.
– А читать на стенах вы умеете? – без особого возмущения, но довольно неприятно вопросил Шкарницкий. – Там же написано: «Ройд – два звонка» и к тому же в другую кнопку!
И тут же, сказав это, Шкарницкий захлопнул дверь, так и не впустив директора школы в квартиру.
Ошеломленный Банов, постояв пару минут в недоумении, придавил дважды кнопку звонка Ройд.
Минуту спустя дверь снова открылась. Женщина лет тридцати с лишним, с короткой аккуратной стрижкой, одетая в домашний сиреневый халатик, предстала перед Бановым, и он, смутившись, жевал губы, словно забыл обычные русские слова.
– Вы ко мне? – спросила женщина слегка простуженным голосом.
– Да, – отрывисто выдохнул директор школы.
– Проходите!
Общий коридор коммунальной квартиры был достаточно широк, но мебели в нем не было.
Зашли в комнату, тоже просторную, обставленную по-старому, словно все предметы в ней оставались на своих местах, несмотря на революционное перераспределение всяких ценностей, а может быть, именно благодаря ему, а именно – с помощью замены хозяев этих предметов мебели и быта.
– Садитесь! – женщина указала на стул за добротным овальным столом, стоявшим посередине комнаты. Сама же уселась напротив.
– Спасибо, – произнес Банов. – Я – Василий Васильевич Банов, или просто товарищ Банов. Директор школы, где учится ваш сын Роберт…
– Очень приятно, – кивнула женщина, и на лице ее на мгновение появилась улыбка, совсем не радостная, но очень приятная и честная. – Я – Клара Рудольфовна Ройд. Но… дело в том, что Роберт – не мой сын…
Видно, выражение лица Банова стало очень озадаченным, и поэтому женщина поспешила объяснить:
– Я сестра его отца, Кристиана Ройда, а мать его умерла от тифа шесть лет назад, но она и до смерти жила отдельно, где-то в Уссурийске. Поэтому мы с Кристианом как-то договорились, что для Роберта будем родителями, отцом и матерью.
– И он ничего не знает? – спросил Банов.
– Нет. Я надеюсь, вы тоже никому не скажете этого…
– Конечно, – пообещал директор школы.
– Я знаю, что вы вызывали Роберта к себе… он мне рассказал. Поэтому я и объяснила вам все… Извините, я не предложила вам ничего, но дело в том, что чай можно делать только на кухне, и тогда мы с вами не успеем поговорить, ведь надо было бы все время у чайника стоять… может, вы водки выпьете? У меня немного есть… Банов облизал пересохшие губы, думая: а удобно ли согласиться на такое предложение.
– А где Роберт? – спросил он неожиданно, испугавшись, что мальчик может увидеть, как директор школы водку пьет.
– Он в клубе НКВД, в драмкружке там занимается. Где-то через часик вернется, – ответила Клара.
– Ну, тогда… пожалуй… – проговорил Банов, и женщина поднялась, достала из серванта початую бутылку и две стопочки. Потом рядом с ним поставила на стол два свежих огурца и солонку.
По первой выпили молча и как бы стесняясь друг друга, хотя, ясное дело, Банов чувствовал себя стеснительней и как бы неудобно.
– Я читал сочинение вашего сына… извините… Роберта. Оно называется «О чем мечтала моя мама»… Как бы вам сказать, товарищ Ройд, оно немного упадническое… он пишет, что вы больше ни о чем не мечтаете… и как бы потеряли веру в жизнь…