Геологи идут на Север

Кыгыл-Балыхтах — самый оригинальный поселок, какой мне приходилось когда-либо видеть. В нем всего одиннадцать яранг, но они растянуты на сорок километров по берегу Момы. Мы ехали по этому поселку целый день.

Иногда яранги располагаются в десяти — двенадцати километрах друг от друга. И все-таки Кыгыл-Балыхтах — административный центр огромного таежного района. Здесь находятся сельсовет, фактория Якутпушнины, школа-интернат. Кыгыл-Балыхтах с восемнадцатого века являлся опорным пунктом для русских купцов и промышленников. Через него ехали купцы из Якутска на Далекую Колыму.

Не доезжая до поселка, наш агент повернул на север, в отдаленные якутские стойбища. Стоя на нартах, он резко свернул оленей и прокричал на прощанье:

— Я вас догоню! И будьте уверены, заарендую еще новых оленей. Кричи-не кричи, а будет полный порядок!

И «Кричи-не кричи» (такое прозвище дал агенту Мика) умчался.

Фактория Якутпушнины помещается в большом, добротно срубленном доме. В магазине фактории — изобилие товаров и продуктов: мука, сахар, чай, ружья, порох, дробь, хозяйственное мыло, примусы, яркие цветистые ткани и утварь. Магазин переполнен охотниками, рыбаками, оленеводами. Некоторые приехали в факторию за сотни километров погостить. У гостей в руках охапки рыжеватых, как тихое пламя, лисиц, горностаев и беличьи шкурки. Реже — бурые медвежьи меха. В пышной куче мехов бросаются в глаза чернобурые лисы. Один из оленеводов протаскивает в дверь магазина бивень мамонта.

Заведует факторией молодой якут. Он недавно приехал сюда из Якутска. Учился там на курсах. Он прекрасно говорит по-русски и после долгих приветствий решительно заявляет:

— Оленей дать не могу! Нет! У меня неотложные перевозки грузов по району. Я должен выполнить план заготовки пушнины. Нет, нет, оленей дать не могу…

Мы обескуражены. Нам до зарезу нужны еще четыре оленьи упряжки. Кроме того, наши каюры из Кыгыл-Балыхтаха возвращаются обратно на базу.

Здесь нам необходимо нанять новых каюров и проводника. Впереди начинаются незнакомые места, и без проводника ехать нельзя. А молодой хозяин фактории смотрит на нас безразличными глазами и повторяет:

— Нет, нет! Оленей дать не могу. Нужно выполнять план. Пойдемте обедать.

Заведующий живет на фактории. Стены его комнаты закрыты оленьими шкурами. На полу — бурая медвежья шкура. В углу, на столике — патефон. Этажерка с книгами на русском и якутском языках. Молодой якут одет в европейский костюм, только на ногах длинные, прекрасно расшитые торбаза. Он заводит патефон и, склонив голову набок, с удовольствием слушает, как чистая мелодия заполняет комнату:

Во поле березонька стояла.Во поле кудрявая стояла…

Мы, забыв о своем разочаровании, тоже слушаем с удовольствием. Кончилось чаепитие, выслушаны рассказы и все новости. Мы собираемся уходить. Теперь у нас надежда только на агента: сумеет ли он заарендовать оленей и когда он догонит нас?

Прощаемся с хозяином фактории и выходим из комнаты. На пороге заведующий факторией неожиданно объявляет:

— Знаете, я решил дать вам оленей. Друзей надо выручать. Это таежный закон.

Мы жмем ему руки и на «свежих» оленях едем на свою стоянку. По пути заворачиваем к интернату. Школа размещена в двух больших юртах. Нас окружает веселая детвора. Малыши засыпают бесчисленными вопросами на русском, якутском и эвенском языках:

— Откуда вы едете?

— Кто вы такие?

— Зачем?

— Что ищете?

— Чего нашли?

И сразу, наперебой, дают советы:

— Если подниметесь вверх по Моме — там обязательно найдете что-нибудь интересное.

— Нет, вниз! Лучше идите вниз! Там богатые места.

— Поищите у нас, в Кыгыл-Балыхтахе.

— Вот здесь поищите!

— Неужели у нас ничего не найдете?

В наивных детских вопросах чувствуется искреннее желание помочь нам найти то, что мы ищем, но только обязательно около их поселка.

На нашей стоянке (мы остановились в юрте якута Потапова) полно гостей. Пожилая якутка непрерывно кипятит чай, варит суп, накрывает и убирает со стола, печет кислые хлебцы. Ей помогают две дочери. Самому Потапову — девяносто три года. Сразу же бросается в глаза его происхождение: он скорее напоминает молоканина, чем якута. Оказывается, старик женился в прошлом году. Жена моложе его почти в пять раз. Он безвыездно прожил свою жизнь в Кыгыл-Балыхтахе, и лучше его никто не знает местность между Колымой, Индигиркой и верховьями Яны. Лучшего проводника нам не найти.

— Ты на Яне бывал? — спрашиваю я.

— В прошлом году охотился на медведя.

— А в горах Гармычана? На Гармычане был?

— Там бил горных баранов.

— А поведешь нас на Улахан-Чистай?

— Кости болят, — жалуется Потапов. — Пожалуй, поведу…

В конце концов договорились. Он берется быть нашим проводником. И сразу же по-хозяйски требует:

— Нам торопиться надо. По Моме пошла вода и сгоняет снег. Трудно ехать будет…

Кроме проводника, нанимаю каюром Егора Тарабыкина. Он опытный, осторожный каюр.

Да, с отъездом надо торопиться.