Геологи продолжают путь

За поселком трасса раздваивается. Направо она идет до Северного горного управления. Мы едем налево, по строящейся трассе. Едем целый день.

— Обедаем в последней трассовской столовой, — предупреждает наш шофер. — Дальше их нет.

К вечеру, с трудом перевалив через крутой перевал, мы попадаем в бассейн Берелёха.

Дорога местами идет по каким-то кочкам. Груз в кузове прыгает и разъезжается. Еле гнущимися от мороза руками привязываем его покрепче.

Спускаемся на реку и мчимся, как по асфальту, объезжая дымящиеся паром наледи.

— Сюда! Сюда подавай машину! — слышу я голос нашего завхоза из темноты. Прямо на снегу лежат наши грузы.

— Ну вот и началась наша таежная жизнь, — говорит Наташа, выбравшись с моей помощью из кузова машины.

— Здесь даже захудалого домишки нет! — растерянно озирается Татьяна Васильевна.

— Ничего, дома построим, Таянка, на то мы и строители, — ободряет ее муж, приступая со мной и с рабочими к установке палатки и ее оборудованию.

На следующий день я отправляюсь в оленеводческий совхоз, расположенный в полутора километрах от нашей базы. Подхожу к низеньким без крыш, зимовьям. Близ склада стоит под погрузкой с десяток оленьих упряжек. Около нарт я встречаю озабоченного Петра Лунева, моего старого таежного спутника.!

— Сколько лет, сколько зим не виделись! — здоровается он, — Слышал, на Индигирку едете, Не иначе, за олешками по мою душу пришли. Я ведь в тресте оленьим транспортом заведую. Идемте ко мне в контору. Осенью сюда перекочевал с Ягодного. Успел хозяйством обзавестись. Склад, баню, пекарню, чайную и несколько домиков для жилья срубил, — говорит он, показывая на неказистые постройки, — У меня ушла в тайгу триста нарт с грузом. Оленей нет, подойдут только дней через десять.

* * *

В ожидании обещанного транспорта время проходит в напряженной работе по устройству Берелёхской базы. С каждым днем все больше больных приходит к нам в палатку. Узнали, что среди нас есть врач, идут со всех организаций треста, работающих в долине Берелёха.

— У нас с Наташей прием пациентов, как в большой больнице, — отмечает Татьяна Васильевна..

Частенько нам с Рябовым приходится выходить из палатки на мороз, мешаем принимать больных. Наконец, договариваемся с Луневым, и он отгораживает в чайной уголок для медпункта.

Ежедневно поздно вечером мы с Наташей слушаем один и тот же разговор:

— Опять, Таянка, ты целый день до ночи голодная с больными возилась. Нельзя же так. Надолго ли тебя хватит?

— Не сердись, Николка, что я, могу сделать?.. Больных много, всем хочется помочь. У меня сегодня старушка якутка с застарелой опухолью была. За сто километров приехала. Придется ее на операцию послать в Магадан…

Часто Татьяне Васильевне удается уговорить меня выписать со склада дефицитные продукты для улучшения питания своих пациентов…

Утро выходного дня. В палатке все в сборе. Хозяйки навели порядок и уют. Мы с Николаем Степановичем ждем чая с мясными пирожками.

Около полуоткрытой двери появляется тень и слышится голос. — Можно войти?

— Входите, только осторожно! — приглашают хозяйки, торопливо убирая с дороги свою стряпню.

В палатку втискивается почти на четвереньках фигура, закутанная в меха и, выпрямившись, представляется:

— Врач Рождественский!

Я вспоминаю нашу с ним прошлогоднюю встречу на Улахан-Чистае… — Рад познакомиться с коллегой, — продолжает он, — Командирован Средниканским райисполкомом в якутское селение Оротук на борьбу с эпидемией кори. Взрослые болеют. Прибыл сюда с тасканскими артельными оленями. Двести штук их пришло.

«Это прибыли обещанные нам олени», — думаю я.

Вечером, после ухода гостя, к нашему грузу подходит шестьдесят порожних нарт. Каюры распрягают оленей и угоняют их пастись.

Транспорт привел агент оленесовхоза Егор Ананьевич Винокуров — мои старый знакомый.

— Двумя транспортами по тридцать нарт надо ехать, — говорит он, неторопливо потягивая из блюдечка чай. — Меньше оленей, собирать легче будет.

Пауза, несколько глотков чая — и продолжение, заставляющее меня насторожиться:

— Тяжелая сейчас дорога на Индигирку. Мучения много примете. Мороз большой, снег маленький. Кочки много — нарты ломаться будут. К каюрам болезнь пристала. Беда, трудная дорога.

И вот погрузка нарт давно закончена, но бригадир каюров, старик эвен Семен Корякин, каждый вечер появляется в нашей палатке и, сев на корточки в углу, закуривает трубку. Пуская едкие клубы махорочного дыма, он вечер за вечером сообщает одно и то же:

— Беда, дикий олень! Собрать не можем. Тайгу бежали десять оленей. Совсем не ученый олень. Как поедем, начальник? Наказание — не олень. Дикий, да дикий. Искать завтра пойдем.

Низкий, коренастый, нескладно, но крепко сшитый, Семен напоминает старую, корявую лиственницу, крепко вросшую корнями в каменистую мерзлую родную почву севера.

Целых три дня у нас уходит на сбор оленей.

Вечером перед отъездом наши хозяйки организовали «отвальную» и, расчувствовавшись, даже всплакнули.

— Ты, Наташенька, чаще пиши, как вы там устроитесь. Ждите нас с Николкой весной, прилетим на самолете.