Геологическая поэма

— А через год… через год… — внезапно заговорил Вовчик каким-то странным, полузадушенным, срывающимся голосом. — Через год… хнык… хнык… денежная реформа!.. Мать моя женщина! — Он вскинул голову, и тут выяснилось, что ни черта Вовчик и не думает плакать, а, напротив, буквально задыхается от хохота; с багровым лицом он взвизгивал — Денежки-то, а? Ведь закопала, дурища, закопала! Уа-ха-ха!.. Японский городовой, тыщи, тыщи накрылись!.. Во, наверно, рожа у нее была, когда узнала-то, а? Уа-ха-ха!..

Его бурное веселье было прервано появлением двух людей. Первым вошел подозрительно озирающийся исподлобья человек, рыжий, с крайне недовольным лицом в глубоких складках морщин. За ним, неуверенно и как-то виновато улыбаясь, жался некий брюнет, лицо которого, довольно-таки потрепанное разного рода жизненными невзгодами, все еще сохраняло следы незаурядной и в чем-то женственной красоты.

Вовчик приветствовал их неразборчивым рыком и энергичным взмахом руки. Вместо ответа рыжий, сморщившись, повел носом.

— Это еще чем тут воняет?

Действительно, из угла, куда Гриша сложил седла, ощутимо несло мокрой шерстью и конским потом.

— Вонь с табаком — все равно что чай с молоком, — благодушно хохотнул Вовчик. — С работой как? Привыкаем?

— Привыкнешь! — огрызнулся рыжий. — У меня специальностей навалом, а они — хватай кайлу, дави стартер! Местов нет, видал? Вот тебе канава, и бери больше, кидай дальше! А здоровье где?.. От работы кони дохнут!..

— Вот убило же двух человек, — несмело и как бы про себя заметил красивый брюнет. — Так и загнешься тут. Ни за хрен собачий…

— Экспедиция спишет! — мимолетно усмехнулся Вовчик. — Еще не то списывают.

— Я посмотрел сегодня, как наряды закрывают. Категория грунта одна, а на бумаге — хрен поймешь. Контора пишет!..

Рыжий сердился, взмахивал руками, и при этом один глаз у него свирепо таращился, а второй, припухший и красный, недоверчиво косил в сторону. Под его возмущенные выкрики как-то очень незаметно на столе возникла бутылка — кажется, ее выставил брюнет — и через миг оказалась пустой.

Опять-таки незаметно появился Кузя, и Вовчик, воздев над собой принесенную водку, восклицал со смехом:

— Гуляй, Вася, ешь опилки! Я завскладом лесопилки!

Что-то пытался кувинькать Кузя, но его никто не слушал. В кухне сделалось тесно, шумно, потно, разговор пошел бестолковый и вразнобой.

Нависнув грудью над столом, рыжий жарко рычал Валентину:

— …Я этих разведок знаешь, сколько перевидал?.. Меня хрен обманешь!..

Валентин понимал, что самое лучшее сейчас — встать и молча уйти, но не бросишь же Романа, который сидит себе, покуривает, похохатывает и вовсе не думает трогаться с места.

— …Бригада «Ух, работаем до двух» — так мы тоже можем, но, извини-подвинься, если ты ко мне по-человечески, то и мы… Лады, иду в кадры, а там этот сидит — глаза вилкой не достанешь… — Рыжий горячился, свирепо горбился, налезая плечами на волосатые уши; брюнет, притулясь на другом конце стола, застенчиво улыбался, как бы извиняясь за настырность рыжего, и во рту у него блудливо помигивала золотая фикса. — … Я ему: а материться согласно колдоговору не хошь?.. Бандит, кричит, в милицию сдам!.. Это чтоб меня повели мурцовку делать? Аля-улю, хана рулю! Топаю к начальнику управления, к самому Сазонову. Ты не думай, я этого не люблю — хлопать начальство по голяшке, но этот Сазонов до войны у моего отца работал… Отец тогда был начальником управления — там, на северо-востоке, понял? Потом его за что-то взяли и… Ша, бабка, танки! В то время не шутили… Захожу. Сазонов с ходу раскрывает на меня свой материльник: ты кто, чего надо?.. Не узнал. Что ж ты, говорю, падла позорная? Не, я, конечно, не так сказал, я по-культурному. А он раз — и пистолет из стола! Я — за нож! И тут он кричит: сынок!.. Узнал, падла! — В голосе рыжего появились рыдательные нотки. — Поверишь — мы оба заплакали…

В этот захватывающий момент дверь отворилась, и на пороге вырос Толя — явно настороженный рвущимся наружу гвалтом. Удивленно поднял бровь, увидя во главе шумного застолья Валентина.

— Проходи, садись! — радушно вскричал Вовчик. — Гостем будешь!

— Спасибо, но не могу, — вежливо отказался Толя и кивнул Валентину — Можно тебя?

Валентин встал, вслед за ним и Роман угловато полез из-за стола. Медленней обычного и шершавым каким-то языком он проговорил:

— Погоди, Валя… Я с тобой… Н-надо подышать… Вышли, сопровождаемые невнятной и, кажется, обиженной разноголосицей.

К удивлению Валентина, неосознанно полагавшего, что на улице стоят ненастные сумерки, в погоде произошли разительные перемены. Если закинуть голову, было видно, как там, в темнеющей выси, сплошь единая до этого серая масса туч разваливается на клубящиеся графитово-черные гроздья облаков. На западе они уже отслоились от зубчатого края земли, и в протянувшуюся над горами рваную щель лился мрачный и сильный малиновый свет. Роман хмуровато оглядел эту раскаленную полосу, покосился на грузно нависшие чрева облаков, тронутые по краям пурпуром и багрянцем, и проворчал: