Геологическая поэма

Субботин погас столь же внезапно, как и взорвался. Он с какой-то недоуменной обидой посмотрел на Асю, развел руками:

— Но москвич-то, а? Роман-то? Неужто я так ошибся в нем?.. Видно, стар становлюсь… Пора, к чертям, на пенсию. Огородик, куры… Теплая пижамка!

— Василий Павлович, — беспомощно — лишь бы что-нибудь сказать — подала голос студентка. — Не надо так…

Начальник понурился, вздохнул:

— А вообще-то, москвичи — народ хороший, по войне знаю. Коренные москвичи, — уточнил он. — А то есть еще шушера наезжая… на ловлю счастья и чинов. Как сказал Шолохов, идут и едут, ползут и лезут. Роман-то не из таковских ли? Или все же коренной, а?

Валентин с Асей переглянулись и промолчали — о происхождении Романа Свиблова им ничего известно не было.

— Ладно! — решительно объявил вдруг начальник. — С глаз долой — из сердца вон!.. Знаешь, Валентин, Ася Олеговна сделала сегодня свой первый самостоятельный маршрут. Великое дело — всю жизнь будет помнить.

Валентин понимал, что это великое дело в действительности-то было малозначащим уточнением чего-то хорошо известного. Быть чем-то иным оно просто не могло, поскольку кондиционными при государственной геологической съемке считались только маршруты начальника партии и старшего геолога. Однако он вполне натурально изобразил радостное изумление, принялся поздравлять студентку, тоже назвав ее при этом Олеговной. Та зарделась, начала что-то лепетать, но тут снова раздался порыкивающий начальственный бас:

— Валентин, ты, кстати, знаешь, кто ее отец? Мы тут с ней разговорились и…

— Василий Павлович! — Ася умоляюще стиснула руки.

— А, понимаю, понимаю! — Субботин благодушно хохотнул. — Девицу украшает скромность. Хвалю! Но одно все же скажу: Ася у нас из геологической семьи. Рассказала мне, как в пятилетнем возрасте папиным молотком расколошматила мамину рубиновую брошь, так я, поверишь, смеялся до колик в животе…

Вспыльчивый и зачастую весьма суровый Субботин славился своим заботливым, даже, можно сказать, отеческим отношением к студентам и молодым специалистам. Он рисковал им доверять то, что другие начальники партий поопасались бы поручить неоперившимся юнцам. «Щенят как учат плавать? — порыкивал он в кругу своих равных по рангу коллег, когда те пеняли ему за излишнюю либеральность. — Берут за шкирку и — в воду. Выплывет — значит, будет добрый пес, а утонет — ну, туда ему и дорога. Вон возьмите вы хотя бы Лиханова. Приехал ко мне после второго курса, глазенки таращит от страха, известняк от сахара-рафинада отличить не может. Ну, стаскал я его в пару маршрутов, а потом вручил ему молоток, компас и говорю: «Голова у тебя варит и глаз есть, но если спортачишь — выпорю. Дуй!» И забегал он у меня по маршрутам как миленький. До окончания университета ездил ко мне в партию. И что характерно — ни одного маршрута не запорол. А вы говорите!..» На это ему возражали, что, мол, требования теперь иные — времена, Василий Павлович, не те, понимать надо. В ответ он рычал еще яростнее: «А когда ж им самостоятельно работать — когда на пенсию пойдут?.. Требования! Их в кабинетах сочиняют, эти требования, а у меня — поле. Поле! Это понимать надо!» Вообще, у Василия Павловича был собственный твердый взгляд на свою должность. «Лично себя я могу уважать или не уважать — это мое внутреннее дело, — втолковывал он тем же своим коллегам. — Но себя как начальника партии я уважать обязан. Обязан! Вот, скажем, начальник экспедиции — оно, может, похоже на директора фабрики. А вот уже начальник партии — это совсем не то, что начальник цеха, нет! Он тот же командир роты, разве что не посылает людей на смерть, У нас ведь в поле как? С работы домой не уйдешь. Я двадцать четыре часа на глазах у своих подчиненных. Свой среди своих, и в то же время… — Он многозначительно умолкал, строго озирал слушателей, которые из уважения к его старшинству вслух не перечили. Помолчав, он внушительно заканчивал чем-нибудь вроде следующего — И начальник партии в Сибири — далеко не то, что начальник партии где-нибудь в Европе. Издавна так сложилось. Еще со времен Обручева…»

— Честное слово, это мне нравится, — Валентин, хоть он и не был сейчас особенно склонен к веселью, тоже не смог удержаться от смеха. — Начала свою геологическую карьеру с сокрушения общепринятых ценностей — в этом что-то есть.

— М-да? — Субботин подозрительно глянул на него, построжал. — Правда, пришлось и замечаньице сделать. Набрала чертову уйму образцов…

— Дело обычное, — заметил Валентин. — В незнакомом районе все с этого начинают. Подстраховки ради. Это уж потом, когда свыкнешься с местными породами, берешь оптимальный минимум образцов.

— А ты помолчи, не перебивай старших, — Василий Павлович неодобрительно пожевал губами. — С ней ходил Илюша Галицкий, и вот она нагрузила его — кони не везут…

— И вовсе даже не нагружала! — запротестовала студентка. — Он сам забирал у меня образцы и клал в свой рюкзак.