Георгий Данелия

Но все же как Данелия ни старался создать утрированную картину современной Москвы, он не смог превзойти саму реальность. Соавторы придумали, что по всей столице поворовали крышки от канализационных люков, дабы сдать их на металлолом. К моменту съемок это случилось в действительности. Сценаристы написали сцену идиотской презентации, проходящей на одной из станций метро, по этому случаю закрывшейся для пассажиров. Закончив эпизод, Данелия даже засомневался: не перебор ли? Однако не успел он завершить картину, как в метрополитене и впрямь начали проводить аналогичные закрытые тусовки.

Так что если «Настя» и оказалась комедией, то не столько в сценарном, сколько в актерском отношении. Ансамбль острохарактерных лицедеев, несомненно, придал фильму той выразительности, без которой он воспринимался бы чересчур старомодным, невзирая на всю свою привязку к здесь-и-сейчас: Евгений Леонов (директор магазина канцтоваров Яков Алексеевич), Александр Абдулов (префект округа Тетерин), Нина Тер-Осипян (колдунья), Норберт Кухинке (иностранный фотограф, рыщущий по Москве в поисках русских красавиц)… Плюс вернувшийся из эмиграции погостить на родину Савелий Крамаров в роли домушника Косого, который днем ограбил квартиру, а вечером был представлен как один из спонсоров на пресловутой презентации.

Александру Володину картина «Настя» не понравилась — он отметил лишь личную режиссерскую придумку Данелии: в пустом трамвае старички играют на флейте и контрабасе Шуберта.

Сам режиссер, кажется, остался лентой доволен: материал был «не его», но фильм получился именно «его», данелиевский. В последующие годы Георгий Николаевич с удовлетворением отмечал, что «Настю» частенько показывают по телевизору. Пусть, разумеется, и не так часто, как «Афоню» или «Мимино».

Афиша фильма Георгия Данелии «Настя» (1993)

Глава шестнадцатая

«ВСЕ ГОВОРИЛИ, ЧТО ТАКИХ ЛЮДЕЙ УЖЕ НЕТ…»

Дернов, Маканин: «Орел и решка»

«Мне все говорили, что таких людей уже нет. Таких бескорыстных, преданных, готовых отдать все ради любимых. Я не согласен. Пока они есть хотя бы в воображении — значит, они есть».

Так рассуждал Георгий Данелия о главном герое фильма «Орел и решка» — лучшей (и, пожалуй, наиболее «данелиевской») постсоветской картины режиссера.

После «Насти» Данелия продолжал гнуть свою линию и развивать в кино собственную тему, оставаясь чуть ли не единственным советским мэтром-кинорежиссером, даже не попытавшимся переформатировать свое творчество и увлечься веяниями новой эпохи.

На идею следующего фильма Георгия Николаевича вновь навела советская повесть из брежневских времен. Теперь таковой оказалась «На первом дыхании» (1976) Владимира Маканина.

В 1983 году Данелия написал сценарий короткометражки «Три лимона для любимой» по рассказу Николая Березовского (одноименный фильм был тогда же снят Олегом Розенбергом). Сюжет прост и отчасти навеян известной новеллой О. Генри «Персики»: муж молодой женщины, готовящейся стать матерью его ребенка в роддоме, прикладывает все мыслимые усилия, чтобы раздобыть лимоны, которые она вдруг очень захотела и которых, как назло, нигде нет.

В повести Маканина есть аналогичная коллизия: любимая девушка главного героя Олега Чагина попала под машину и лежит в больнице, а он неустанно ищет деньги, чтобы снабжать ее фруктами. Ситуация драматизируется тем, что эта любимая вышла замуж за другого, пока ее Олег вкалывал инженером на Севере, стараясь заработать денег на будущую счастливую жизнь с зазнобой. В столицу (где и происходит почти все действие повести) Чагин примчался именно тогда, когда узнал о вероломном поступке своей невесты, намереваясь увезти ее с собой. Тут-то и случается эта неожиданная беда на дороге…

Данелии сразу понравился этот персонаж — не только своим романтическим максимализмом и целеустремленностью, но и склонностью к неожиданным поступкам и беспрестанным розыгрышам. В этом отношении Олег Чагин продолжал линию таких данелиевских героев, как Бенжамен Глонти, Гек Финн и Афоня Борщов.

Действие повести при переработке ее в сценарий решено было перенести в современность, что не составляло особого труда и даже позволяло еще больше обогатить и заострить сюжет. Скажем, теперь Чагин продавал все что можно и работал где придется не ради каких-то фруктов, а ради покупки дорогого лекарства и возможности оплатить возлюбленной операцию за границей. Финал окрашивался типично данелиевской горькой иронией (в повести этого не было): выяснялось, что Чагин вылезал вон из кожи, чтобы раздобыть деньги, которые нужны были вовсе не его любимой, а однофамилице, лежавшей с ней в одной палате. Сама же чагинская пассия быстро оправляется от незначительных травм, выписывается из больницы и собирается отмечать помолвку с успешным хирургом, занимавшимся ее лечением.

«— Олег… ты только не психуй, ладно? Ленка в хирурга влюбилась.

— В какого хирурга?