Здоровье Седова становилось все хуже и хуже, физические силы уходили, но силы, влекшие его к полюсу, не ослабевали. В пути он часто, теряя сознание, падал с нарты, но первое, что делал, приходя в себя, глядел на компас: не повернули ли на юг?
По ночам Седов то жаловался на большую жару, то на нестерпимый холод. Линник и Пустошный растирали ему ноги спиртом, пытались согреть его, тесно прижимаясь. Последние дни и сами матросы чувствовали себя очень плохо, но командир запретил им даже заводить разговор о пути назад.
Только вперед!.. Не доходя версты три до острова Рудольфа, путешественники остановились. Разразилась пурга, не утихавшая несколько дней. 5 марта, когда ветер нещадно рвал полог палатки, Седов стал задыхаться. Линник поддерживал его голову. Пустошный держал над его грудью горящий примус, стараясь хоть чем-то помочь Георгию Яковлевичу. Дыхание больного становилось все прерывистее.
— Линник, поддержи… — Это последние слова Седова. В 2 часа 40 минут он скончался.
Долго стояли на коленях над телом своз-го командира и друга матросы. «Раз в жизни, — записал позже в дневнике Линник, — я не знал, что предпринять…»
Потушили примус (керосин был на исходе), достали меховые костюмы и сначала хотели везти тело Седова на «Фоку», но решили предать его земле здесь.
На мысе Аук, на западе острова Рудольфа, на высоком каменистом косогоре вырос тогда небольшой холмик. Вместе с телом Георгия Яковлевича матросы положили русский национальный флаг. Тот самый, который он собирался водрузить на полюсе.
Взяв с собой по нескольку камней с могилы командира, Линник и Пустошный двинулись в обратный путь. До бухты Тихой было 120 миль, до полюса — 480. Через десять дней их, почерневших, полуживых, увидели с 6oрта «Св. Фоки».
Возвращение
В России ничего не знали ни о трагических событиях, происходивших у острова Рудольфа, ни вообще о судьбе экспедиции Седова. Равным образом ничего не было известно и о судьбе экипажей «Геркулеса» и «Святой Анны». Только под давлением общественности и либеральной прессы, развернувших после сообщения седовцев об их первой зимовке широкую кампанию в помощь российским полярникам, правительство наконец выделило средства (примерно в полмиллиона рублей, оговорив при этом необходимость лишь чисто «спасательных акций») на организацию поисков экспедиций Русанова, Брусилова и Седова.
Главное гидрографическое управление (к тому времени его начальником стал генерал-лейтенант М. Е. Жданко) направило для указанных правительством целей шхуны «Герта» и «Андромеда» под начальством капитана первого ранга Ислямова в западный сектор Арктики. В высших кругах говорили о том, что Ислямов вез приказ морского министра вернуть Седова в Россию, а в случае неподчинения — арестовать его. Вот что писала по этому поводу газета «Архангельск»:
«В высших морских сферах весьма отрицательно относятся к седовской экспедиции. Такое отношение проявилось после того, как выяснилась вся несерьезность экспедиции…»
«Архангельску» вторила газета «Голос Руси»:
«Морской министр высказал совершенно справедливый взгляд, что России не нужен Северный полюс. Если же являются люди, желающие разыграть из себя героев Жюля Верна, то это их частное дело. Но они тянут с собой целую команду, которая может погибнуть по их вине…»
Как видно, господа из махрово-реакционных газет ловко умели поставить все с ног на голову, чтобы не бросить тень на существовавший порядок, при котором лучшие, храбрейшие моряки, ученые вынуждены были идти на риск и на смерть!
Экипажи судов Ислямова не выполнили поставленную перед ними задачу. Под давлением левых членов Государственной думы царское правительство организовало более интенсивные поиски с помощью воздушных разведчиков.
Генерал-лейтенант М. Е. Жданко пригласил к себе позже известного морского летчика поручика Яна Иосифовича Нагурского, ознакомил его с трагической ситуацией, в которой оказались экспедиции Русанова, Брусилова и Седова, и предложил ему произвести полеты над льдами Северного Ледовитого океана.