Георгий Жуков: Последний довод короля

«Доложите обстановку!» Жуков на командном пункте 1-го Белорусского фронта. Берлинская операция, апрель 1945 г.

Так, вечером второго дня операции Г.К. Жуков обрушивается на командование двух введенных в бой танковых армий:

«Хуже всех проводят наступательную Берлинскую операцию 69-я армия под командованием генерал-полковника Колпакчи, 1-я ТА под командованием генерал-полковника Катукова и 2-я ТА под командованием генерал-полковника Богданова.

Эти армии, имея колоссальнейшие силы и средства, второй <день> действуют неумело и нерешительно, топчась перед слабым противником.

Командарм Катуков и его командиры корпусов Ющук, Дремов, Бабаджанян за полем боя и за действием своих войск не наблюдают, отсиживаясь далеко в тылах (10–12 км). Обстановки эти генералы не знают и плетутся в хвосте событий»[196]

.

Были ли основания для таких обвинений? Так или иначе, показателем интенсивности боевых действий являются потери. 16 апреля 1945 г. 1-й Белорусский фронт потерял 71 танк сгоревшим и 77 подбитыми. Из состава 1-й гв. танковой армии в этот день сгорело 15 танков и САУ, а подбито — 21 бронеединица. На второй день операции 17 апреля 1-й Белорусский фронт в целом потерял 79 танков сгоревшими и 85 — подбитыми. В 1-й гв. танковой армии в этот день было потеряно 19 танков и САУ сгоревшими и 27 подбитыми. Значительно превосходя общевойсковые армии в числе танков, 1-я танковая армия несет потери, составляющие небольшую часть общих потерь фронта. Да и сами потери фронта в танках в первые два дня наступления сравнительно невелики. Потери армии М.Е. Катукова в личном составе также были умеренными. Так, 16 апреля 1-я гв. танковая армия потеряла 26 человек убитыми и 117 ранеными[197]. На следующий день, 17 апреля, армия потеряла убитыми 38 человек, а ранеными — 175[198]. В дальнейшем среднесуточные потери 1-й гв. танковой армии в личном составе и бронетехнике (с учетом уменьшения численности соединений в боях) были выше. Заметим, что претензии Г.К. Жуковым были высказаны только в адрес командующих двумя танковыми армиями, а не в адрес командования наступавших на том же направлении 8-й гвардейской, 5-й и 3-й ударных армий. Претензии были адресными, и больше всего досталось армии М.Е. Катукова.

Похоже, что командование 1-й гв. танковой армии очень осторожно вводило в бой свои соединения, ожидая завершения прорыва немецкой обороны общевойсковыми армиями. М.Е. Катукова можно понять. В 1943–1945 гг. его армии доставались самые трудные и опасные операции. Тем тяжелее именно ему было посылать людей в бой за считанные дни до победы. Естественно, это вызывало неудовольствие командования фронта. Г.К. Жуков осознавал, что нерешительность сегодня могла означать тяжелые потери завтра.

Стилистика «гиперкритичных» распоряжений командующего сохранялась и в дальнейшем. Например, вечером 18 апреля Г.К. Жуков отправляет довольно резкое распоряжение в штаб 11-го танкового корпуса, приданного 1-й гв. танковой армии:

«Вы лично и Ваш штаб во главе с начальником штаба в проводимой операции работаете плохо и нерешительно.

Я очень строго предупреждаю Вас о неполном служебном соответствии и требую более смелых и организованных действий.

Любой ценой 19.4 выйти в район Вердер, Беторсхаген.

Исполнение донести лично мне»[199].

В. Сафир пытается оправдать И.И. Ющука (одновременно вылив ушат помоев на Жукова) и приводит в качестве аргумента блок оперсводок и донесения 11-го танкового корпуса. Что должны были понять читатели из этих документов, для меня остается загадкой. Что 11-й корпус не сидел сложа руки? И это все? Отсутствие топтания на месте — это крупный успех в 1942 г., но никак не в 1945 г. Далее у В. Сафира идет конспирологическая теория о том, что Г.К. Жуков имел на И.И. Ющука зуб еще со времен битвы за Москву.