Георгий Жуков: Последний довод короля

Вникнув в работу командования 57-го корпуса, Жуков сообщает К. Е. Ворошилову ужасающие факты деятельности командования затерянного в пустыне соединения. Уже 3 июня 1939 г. он пишет: «С 29 мая не могут добиться полного введения скрытого управления войсками… Причина этого в том, что, несмотря на обещания, до сего времени не доставлены с зимних квартир [28] забытые командирские коды»{5}

. Отсутствие скрытого управления войсками, являвшееся одной из причин ставшего хрестоматийным сокрушительного поражения армии Самсонова в Восточной Пруссии в 1914 г., скорее всего произвело убийственное впечатление на командование Красной армии.

Далее Жуков дает действующему командиру корпуса осторожную характеристику: «Фекленко, как большевик и человек, хороший и безусловно предан делу партии, много старается, но в основном мало организован и недостаточно целеустремлен. К проведению этой операции он заранее подготовлен не был, не был готов и его штаб. Более полную оценку Фекленко можем дать только после тщательного его изучения. Помогаем Фекленко и Никишеву в операции по уничтожению противника. Разработать и провести ее надо так, чтобы наверняка разгромить и крепко проучить японских негодяев»{6}

. Нецелеустремленный и малоорганизованный военачальник для обеспечения пусть локальной, но победы над японцами был не слишком подходящей кандидатурой.

На размышление Ворошилову понадобилась неделя. 11 июня 1939 г. он предлагает Сталину отстранить Фекленко и начальника авиации корпуса Калиничева от занимаемой должности и назначить командиром корпуса в Монголии проверяющего Жукова. Сталин согласился. Уже на следующий день Фекленко телеграфирует в Москву: «Командование корпусом сдал комдиву Жукову». Теперь Георгий Константинович назначался лично ответственным за разгром «японских негодяев». Это был своего рода перст судьбы. Если бы изначально наркомом обороны было принято решение сменить командование [29] 57-го Особого корпуса, то вряд ли на эту должность мог претендовать Жуков. Но 11 июня посылать в Монголию нового человека было уже бессмысленно. Воздушная война началась уже 22 июня, наступательные действия японцев у Баин-Цагана – в начале июля. Советское руководство чувствовало эскалацию конфликта на Халхин-Голе и приняло пожарное решение назначить новым командиром корпуса ближайшего соответствовавшего по рангу и личным качествам командира. Им оказался Жуков. Ему был дан шанс, который появляется раз в жизни, он попал в «социальный лифт», способный поднять на вершину или сбросить в пропасть. Этим шансом красный комдив воспользовался не хуже, чем капитан Наполеон под Тулоном. Не следует думать, что сам Жуков оказался без бдительного ока проверяющего. Наблюдать за его действиями направили заместителя наркома обороны Г. И. Кулика.

В отношении других средств борьбы проблема обеспечения нужного результата решалась незатейливо. Так, после майского доклада Фекленко о том, что удержание плацдарма на восточном берегу Халхин-Гола возможно будет только ценой больших потерь от японской авиации, в Монголию вылетела целая делегация специалистов с опытом войны в Испании и Китае. В ее составе было 48 летчиков и специалистов, в том числе 11 Героев Советского Союза во главе с заместителем начальника ВВС РККА Яковом Смушкевичем. Непрестижность службы в Монголии породила полнейший разброд и шатание в базировавшихся там авиачастях 100-й авиабригады. Дисциплина в авиабригаде оценивалась как «самая низкая». Летчики-истребители были обучены только технике пилотирования одиночных самолетов и не обладали навыками группового воздушного боя. Большинство из них даже не имело навыков воздушной стрельбы. Естественно, когда в мае 1939 г. грянул гром, получившие опыт боев в Китае японские [30] пилоты вели воздушные бои с советскими летчиками практически без потерь. В составленном одним из участников боев полковником Куцеваловым отчете о боевых действиях советских ВВС на Халхин-Голе было прямо сказано: «В первоначальный период конфликта <…> воздушные силы 57-го Особого корпуса потерпели явное позорное поражение»{7}. [31]