Герберт Уэллс

В смятении Кроуп бредет по улице, подумывая отказаться от нового Бога и вернуться к старому, но тут встречает свою дочь: она полюбила юношу и хочет уйти с ним прямо сейчас, ибо его отправляют на фронт. Кроуп благословляет Нору и тотчас, без всяких наркотиков, осознает, что Бог есть. (Уэллс утверждал, что его Бог не дает доказательств своего существования, но всякий раз их приводил — то вернул девушке жениха, то человеку, теряющему веру, устроил приступ ясновидения.) «Бог входит в жизнь всего человечества как Командор и Король; все людские правительства, союзы — всё должно подчиниться республике, которой будет править Он». И тут оказывается, что жена все-таки любит Кроупа. Кстати, и курить ему после этих переживаний совсем расхотелось… Оба текста вызвали бурю откликов, преимущественно ругательных: верующим не понравились нападки на официальную религию, вольнодумцам — отступничество от материализма. Значительная часть переписки 1918 года с Сиднеем Оливье, Реем Ланкастером и Нортклиффом посвящена обсуждению этого вопроса.

Благодаря своим теологическим изысканиям Уэллс завел несколько интересных знакомств. Еще до публикации «Невидимого короля» он начал переписку с Дэвидом Любином, специалистом по сельскому хозяйству (они встретились лично, когда Любин занимался учреждением Международного сельскохозяйственного института), а по совместительству — теоретиком сионизма и автором «универсальной мировой религии», которая должна примирить все народы. В конце 1916-го Уэллс прочел книгу Любина «Да будет свет» и тепло откликнулся на нее, однако заметил: «В отношении вашего Бога я — агностик. Сам я использую слово „Бог“, чтобы выразить божественное в человеке». Собственно говоря, Арчер это и писал в своей книге: то, что Уэллс называет Богом, на самом деле находится внутри человека. Любин, в свою очередь, прочел «Невидимого короля» и написал, что не в силах принять Бога, который не всемогущ.

Эйч Джи также обсуждал своего Бога с Гарри Джонстоном, известным ботаником и зоологом, исследователем Африки, и с Уильямом Темплом, епископом, а впоследствии архиепископом Кентерберийским. Темпл, назвавший христианство «самой материалистической из всех религий», был реформатором, многое из того, о чем писал Уэллс, было ему созвучно: англиканская церковь провозглашала своей целью объединение всех христиан, а Темпл сыграл в таком объединении значительную роль, став впоследствии президентом временного комитета Всемирного совета церквей. Они заинтересовали друг друга, но взаимопонимания не получилось. Темпл не мог пойти так далеко, чтобы согласиться на маленького смертного Бога; Уэллс отозвался о нем как о человеке, «по-детски приверженном ортодоксии».

* * *

Конференции, на которых страны Антанты разрабатывали стратегические планы, проводились с начала 1916 года; четвертая состоялась в феврале 1917-го в Петрограде. Договорились летом перейти в общее наступление. И вдруг в России свергли царя. Самодержавию в Европе никто не симпатизировал, и теперь — в теории — Антанта укрепилась морально, ибо могла выступать как единый блок демократических государств, которые воюют против империй Гогенцоллернов и Габсбургов. Солженицын в «Красном колесе» приводит много отрывков из телеграмм и восторженных статей в европейской прессе: есть среди них и широко известная телеграмма Уэллса: «Весть о прыжке от самодержавия к демократической республике изумила Западную Европу. Это — знамение пламенной надежды, оно в самом деле звучит словом Божьим в ушах всех свободомыслящих людей по всему земному шару. Россия — предвестница мировой Федерации республик…» Солженицын упоминает, как приветствовали Февральскую революцию Ллойд Джордж и Вудро Вильсон, как в Лондоне, Париже, Нью-Йорке состоялись митинги, на которых восхвалялась русская революция — действительно, может сложиться впечатление, что Запад был охвачен восторгом.