Герда

– А ну-ка, перестань! – потребовал отец. – Перестань, я тебе говорю! Привыкай, вообще… Жизнь – это всегда потери. Всегда. Не бывает так, чтобы все гладко от начала до конца.

Он сказал это, но почему-то это не прозвучало ни пафосно, ни глупо. Жизнь – это потери, так оно и есть. Теряешь, теряешь, теряешь, друзей, надежду, веру. А не хочется.

– Решай быстро, – попросил отец. – В таких вопросах лучше не тянуть. Поедем сейчас, а то передумаешь. И только все усугубишь. У тебя и так положение незавидное. После этой премьеры в Интернете…

Отец помотал головой.

– Не знаю, как с тобой мама будет разговаривать.

– Куда поедем-то? – спросил я.

Отец достал из кармана визитку, сунул мне. Ветеринарная клиника «Холодный нос», весь спектр услуг, стерилизация, дератизация, иммобилизация. Выезд на дом. Эвтаназия.

– Звонить, что ли? – спросил я.

– Сам. – Отец достал трубку и принялся звонить в «Холодный нос».

«Холодный нос», «Счастливый пес», «Барсик и Мурзик», «Кот в сапогах».

А я отошел в сторону, не хотелось слушать, и Герда, конечно, отошла со мной, сунула нос в траву и принялась что-то жевать.

Я думал.

То есть я совсем не мог уже думать. И чувствовать не мог, просто… Просто стоял, просто шел, приближая то, что должно было случиться. Пытался понять, как…

Герда жевала траву, затем села возле решетки парка, просунула морду в чугунное литье, смотрит.

Герда смотрит.

Я сел рядом на решетку.

Алька верит в инопланетян. И я верю. Только они почему-то ни разу со мной не случались. Вот сейчас бы как раз, самое время. Но ничего. Никто не прилетает, только пыль да пух тополиный комьями катится. Отец расхаживает вдоль дороги, что-то говорит в трубку, ноги у меня как не родные, пальцы чужие, решетка шершавая и холодная, а я ее совсем не чувствую, Герда смотрит.

Сбежала бы, что ли…

Вот взяла бы, испугалась и сбежала.

Но она не сбежала. Надежда – неверная сестра, чудес не бывает, земля круглая, хотя раньше лежала на черепахе.

– Понедельник, не работает никто, – сказал отец. – Только муниципальная ветклиника. Едем туда.

– Едем.

Поехали. Я не очень понимал куда – за окнами мелькали пригородные пейзажи, заборы, заправки, шиномонтажи. Отец тоже не очень понимал, куда нам надо ехать, то и дело сверялся с навигатором. Я молчал, смотрел перед собой, в спинку сиденья. Герда ловила слепня, залетевшего в окно. Слепень летал по салону, Герда щелкала зубами, а когда слепень садился, пыталась прибить его лапой. Кончилось тем, что слепень каким-то чудом заполз под плафон салонного светильника и оказался вне Гердиной досягаемости. Герда пришла в азарт и стала пытаться достать слепня языком, обивка вокруг светильника немедленно встопорщилась ворсом и пошла грязными разводами, отец оглянулся, увидел подобное безобразие и промолчал.

Я стал смотреть в окно. Ехали полчаса. Слепень жужжал, ни достать, ни убить его было никак, отец включил лампу, но она оказалась светодиодной, и слепень остался жив и продолжал жужжать, завывать и рваться на свободу.

Остановились на самой городской окраине, там, где не было уже даже шиномонтажей, а только склады стройматериалов да пункты приема цветчермета, автостоянки с подержанными автомобилями и пустыри. Здание ветеринарной лечебницы походило на казармы, двухэтажное, приземистое, выкрашенное в хаки, с плоской крышей, на которой возвышались ржавые фермы непонятного предназначения. Отец остановил машину почти у входа.

– Ты как? – спросил он.

– Нормально, – ответил я.

– Хорошо.

Отец полез в бумажник, достал деньги.

– Зачем? – тупо не понял я.

– Бесплатно тут обслуживают только пенсионеров. Бери, пригодится.

Я взял деньги, почему-то они показались мне горячими, не знаю…

– Подождать? – спросил отец.

– Не, – ответил я. – Наверное, это долго…

– Вряд ли.

– Не надо ждать.

Я вылез из машины. Герда выпрыгнула из машины. Захлопнулись дверцы. Отец уехал. А раньше он курил. На целом свете остались только мы, я и Герда, только мы. Она сразу принялась нюхать воздух, но не обеспокоенно, а как-то равнодушно, дежурно.

Ветклиника. Муниципальная.

Приемная находилась в конце длинного коридора, полутемного, заставленного старой мебелью.

Очередь. Конечно же, здесь была очередь, человек восемь, кто с кем, кто с попугайчиком, кто с кроликом, бабушка с козой, истеричный ротвейлер; едва Герда вступила в приемную, ротвейлер взбесился и принялся кидаться, захлебываясь лаем, брызжа яростной слюной. Его хозяйка схватилась за батарею, а ротвейлер почти вывернул ей руку, и тянул, тянул, как безмозглый могучий буксир. Остальные животные тоже заволновались, а Герда села на пол и стала чесаться.

Ротвейлер буйствовал минуты две, затем выключился и улегся у ног своей хозяйки, тяжело дыша, повизгивая и вздрагивая.