На самом деле Гитлер хотел передать контроль над люфтваффе одному из своих протеже, командующему 6-м воздушным флотом генералу Риттеру фон Грейму. Но, не желая позволить Герингу просто уйти, он решил назначить фон Грейма «заместителем главнокомандующего». Естественно, с передачей ему всей реальной власти. Рейхсмаршал не был простаком, он сразу же проникся к фон Грейму глубоким отвращением. Третьего октября в Каринхалле между ними произошла бурная сцена. «Геринг, – писал впоследствии Крейпе, – был сильно обижен, он сказал, что от него хотят отделаться, что Грейм – предатель. Он заявил, что является и останется главнокомандующим люфтваффе. Геринг считал Грейма никчемным человеком. Тот должен был немедленно вернуться в свой воздушный флот». Вскоре так и случилось, причем рейхсмаршалу даже не пришлось ничего предпринимать: после ужасной сцены в Каринхалле и продолжительной беседы с генералом Коллером фон Грейм, поняв, какая атмосфера царит в руководстве люфтваффе, вежливо отказался от предложения Гитлера и попросил отпустить его в войска…
Но для Геринга это не стало решением проблемы: после ухода Крейпе[577]
ему надо было срочно подыскать нового начальника Генерального штаба. Нескольким предусмотрительным генералам удалось отказаться от этой сомнительной чести в то время, как люфтваффе, попав под перекрестный огонь партийных руководителей и авиации союзников, было, казалось, обречено на усугубляющееся бессилие. Четырнадцатого октября 1000 американских бомбардировщиков разбомбили Кёльн, а столько же британских самолетов разрушили Дуйсбург. Спустя два дня Голдап, где до недавнего времени располагался полевой штаб люфтваффе в Восточной Пруссии, оказался под угрозой захвата наступавшими войсками 3-го Белорусского фронта под командованием генерала Черняховского. Советские войска прорвали два оборонительных рубежа немцев, захватили Голдап, затем Гумбиннен и продолжили наступление в северо-западном направлении. Присутствовавший в тот день на оперативном совещании адъютант генерала Гудериана записал: «Когда русские приблизились к охотничьему имению Геринга в Роминтенской пуще, рейхсмаршал похвастался, что сможет обеспечить его защиту силами своих егерей. На другой день стало известно, что имение взято русскими войсками без единого выстрела. Геринга не было на оперативных совещаниях несколько дней». Но солдаты Черняховского продвинулись слишком далеко, и семь немецких дивизий, включая танковый корпус «Герман Геринг», имея пятикратное превосходство в силах, провели контратаку и оттеснили русских на восток. Гитлер не соизволил перенести свою ставку из-под Растенбурга, и рейхсмаршалу пришлось туда вернуться, чтобы продемонстрировать, что он не бежит перед врагом, и чтобы «присматривать за происками Бормана и Гиммлера». Действительно, последний плел отчаянные интриги, желая добиться от фюрера разрешения на формирование авиации СС!Герингу удалось помешать этому, но при этом он совершил два поступка, которые стоили ему полной потери уважения со стороны его же офицеров. Двадцать шестого октября 1944 года он собрал основных командиров частей в штабе Имперского училища ПВО в Берлине-Ванзее. Его трехчасовое выступление состояло из потока упреков, обвинений у угроз, и оно весьма озадачило слушателей. «Не тратя времени на предисловие, – вспоминал полковник Штейнхоф, – он обрушил гневную, обличительную речь на нас, летчиков-истребителей. “Я слишком избаловал вас, я раздал вам слишком много наград, вы стали толстыми и ленивыми”[578]
. Все это нам уже было знакомо, но теперь он превзошел себя в цинизме, указав дрожащим пальцем на нас в присутствии остальных летчиков и обозвав нас трусами, обманщиками и мазилами». А Галланд впоследствии написал: «Это была все та же заезженная пластинка. Налеты на Англию и потери бомбардировщиков по вине истребителей, потом упреки за упреками: Африка, Сицилия, Мальта, Восточный фронт и т. п. В конце он поставил под сомнение боевой дух летчиков истребительной авиации, хотяПодобным образом рейхсмаршал уже поступал, особенно после нагоняев от фюрера, но тогда Геринг выбрал для этого неподходящий момент. «Мы, летчики истребительной авиации, – писал дальше Галланд, – были готовы сражаться и умирать, […] но не позволить оскорблять себя и сваливать на нас всю ответственность за катастрофическое положение, которое царило в небе над рейхом». Рейхсмаршал же добавил глупость к оскорблениям: он приказал передать по радио запись его выступления во все авиационные базы рейха.