Германская история: через тернии двух тысячелетий

Есть основание считать, что Лютер не предполагал и не мог предвидеть, какую бурю поднимет в Германии и Европе его выступление, которое сам он, видимо, рассматривал как чисто внутри церковное дело. Во всяком случае, вначале Лютер надеялся, что его протест произведет впечатление на папу и тот призовет духовенство возвратиться к чистым истокам христианства. Но когда в 1517 г. появились его знаменитые 95 тезисов, по легенде, прибитые 31 октября к дверям Виттенбергской церкви, то сам Лютер был потрясен тем, какой отклик они получили в Германии. Опубликованные на латинском языке тезисы сначала были известны только в церковных и университетских кругах. Но удивительно быстро весть о поступке Лютера, расцвеченная фантастическими подробностями, облетела всю империю. А тезисы, отпечатанные тысячами экземпляров уже на немецком языке, читали и обсуждали во всех уголках Германии. В них было выражено общенациональное стремление к очищению церкви, к реформации. Нюрнбергский поэт и сапожник Ханс Сакс назвал автора «виттенбергским соловьем», чья трель возвестила новое утро мировой истории. В то же время монах Тецель, шумная торгово-религиозная деятельность которого и послужила толчком к выступлению Лютера, прочитав тезисы, заявил, что добьется того, «чтобы через три недели этот еретик взошел бы на костер и в урне проследовал к небу».

Чтобы разъяснить смысл своих тезисов, Лютер в начале 1518 г. выпустил популярное сочинение «Разговор об отпущениях и милости». Это была первая его работа, написанная на немецком языке, и она стала первым бестселлером эпохи Реформации. За два года было продано свыше 60 тыс. экземпляров. Самым радикальным сочинением Лютера стал его полемический трактат «К христианскому дворянству немецкой нации» (1520), где он выдвинул идею правомерности применения светскими правителями силы в отношении папских священников, поскольку те являются слугами не Бога, но Антихриста.

С другой стороны, Лютер был глубоко убежден в том, что божий народ состоит из бедных и слабых, а путем к спасению является христианское смирение. Он высказал мысль о «двух царствах», божьем и дьявольском. В первом, божьем, уже на Земле живут те, кто честно и усердно трудится в рамках своего сословия и своей профессии, кто исполняет предначертанный ему от рождения долг. Если человек богат или обладает властью, значит, к этому была воля Бога, но бедный и слабый не должен стремиться стать богатым и сильным.

Идея божьего предначертания, высказанная Лютером, подкрепляла существовавший сословно-иерархический порядок, служила обоснованием покорности и смирения перед властью. Абсолютную легитимность Лютер признавал лишь за светской властью. Церковная власть, по его мнению, являлась порождением дьявола, поселившегося в блудном Риме, этом новом Вавилоне, пленницей которого стала вся церковь. Но с властью может бороться только власть, поэтому бунт или мятеж — это тоже сатанинские орудия. Немецкий мирянин должен бороться против папской власти, но лишь как «добрый подданный» императора или князя, объявившего войну римским преступникам.

Однако если поставить под сомнение правомерность какой-либо власти, в данном случае власти церкви, то в принципе можно поставить под сомнение правомерность любой власти вообще. То же самое рассуждение напрашивается в отношении богатства. Ведь церковь в Германии накопила несметные ценности и владела почти третью земель в стране, но требование отобрать эти неправедные богатства могло легко перерасти в требование отобрать богатство у всех богатых вообще. Бросая камень в Рим, Лютер представить себе не мог, что за этим последует, иначе он, возможно, не посмел бы этого сделать. Но ни один великий революционер в истории не ведал, что он сотворил и к чему это приведет.

Фронт противников Лютера сформировался удивительно быстро, хотя вначале в Риме не придали особого значения выступлениям Виттенберге ко го смутьяна. Теологи-еретики тогда не были в диковинку, но римская курия еще не знала о неукротимости Лютера и о крайне взрывоопасной социально-духовной ситуации в Германии, иначе не проявила бы поначалу такого благодушия. Процесс против Лютера мог бы стать заурядным осуждением обычного еретика, если бы не мощная реакция на его идеи в Германии и Европе.