Подводная лодка представляла собой боевое средство, признанное всеми государствами. На этом основании мы также имели право использовать своеобразные свойства этого оружия. Всякое его применение, не соответствующее этому своеобразию, было бы противоестественным и в военном отношении бессмысленным. Способность подводной лодки погружаться делала ее особенно пригодной для борьбы против торговли, потому что своим внезапным появлением она порождала страх и распугивала торговлю, а сама могла скрыться от преследования противника. Способность плавать под водой представляла собой многообещающее свойство нового оружия. Если подводная лодка топила торговые суда вместе с их экипажем и случайными пассажирами, то ответственность за это падала на тех, кто пренебрегал предупреждениями и сознательно подвергался риску быть взорванным торпедой, совершенно так же, как рисковали погибнуть на минах экипажи пароходов, не желавшие подчиняться английскому насилию и рисковавшие проходить через загражденные минами районы. Так неужели же смелость капитанов торговых судов должна была помешать нам взять в руки оружие, от применения которого зависело решение нашей участи? Во всяком случае, помешать нам могли отнюдь не правовые основания, а политические соображения о том, считали ли мы себя достаточно сильными для того, чтобы пренебрегать необоснованными протестами. Ни в коем случае не следовало отказываться от выгод, проистекавших от использования подводных лодок, иначе острота этого оружия притуплялась и оно становилось бесполезным. На нем основывались наши надежды на постепенный рост потерь в тоннаже, в результате которых торговля, производившаяся с Британией, с течением времени должна была вовсе прекратиться. Способность лодок держаться под водой приводила также к тому, что неприятель должен был оставаться в полном неведении относительно количества лодок, с которыми ему приходилось бороться, так как он не в состоянии был дать себе отчет, где находится противник. Район операций подводных лодок против английской торговли окружал Британские острова, и атака могла произойти в любом участке прибрежной зоны. Это являлось большим преимуществом подводных лодок перед крейсерами, которым во избежание преследования приходилось вести поиски в открытом море, где торговое движение было крайне ограничено, тогда как подводная лодка могла действовать в прибрежной зоне, где было сосредоточено все движение пароходов.
Под влиянием всех этих соображений в широких кругах военно-морского флота пришли к заключению, что в вопросе о методе ведения войны мы должны взять пример с англичан и пойти по пути уничтожения торговли, так как только таким способом мы могли непосредственно поразить жизненный нерв Англии. В ноябре 1914 г. морское командование обратилось с этим предложением к тогдашнему начальнику адмиралу фон Полю, приведя следующие обоснования:
«Наше побережье не блокировано, поэтому наша торговля с нейтральными странами, поскольку речь не идет о контрабанде, сама по себе могла бы спокойно продолжаться, тем не менее, вся торговля на побережье Северного моря остановилась. Англия оказывает сильное давление даже на соседние с нами страны, стремясь воспрепятствовать продаже нам необходимых для ведения войны товаров. Особенно энергично старается она помешать подвозу через нейтральные страны жизненных припасов. Дело заключается здесь не только в импорте продовольствия для нашей армии, но и в намерении Англии заморить голодом весь германский народ. При этом Англия совершенно не считается с положениями международного права, так как жизненные припасы являются лишь условной контрабандой и подлежат захвату только в том случае, если они предназначаются для снабжения армии. Согласно постановлениям Лондонской конференции подобная условная контрабанда может быть конфискована только тогда, когда она доставляется на судне непосредственно в неприятельскую страну; если же она направляется через нейтральную страну, например — через Голландию, то ее захват недопустим. Несмотря на это, большое количество пароходов с продовольствием, нефтью, рудой и т. д. было захвачено на пути в нейтральные страны, хотя отнюдь не было установлено, что в дальнейшем грузы предназначались для Германии.