Гермоген

В тот день собор не мог вместить всех желающих присутствовать на литургии. Стояли кучками и на паперти, и на Соборной площади. Дни были тревожные. К Москве подступал тушинский царик, с запада шёл гетман. Что-то скажет людям святейший? Москвитяне знали его прямой смелый нрав и его красноречие. Знали и то, как болезновал он о свергнутом царе, и сами были в душе смущены.

Гермоген был в полном патриаршем облачении. На саккосе изображение Казанской Богоматери, особо им чтимой. Она, Пресвятая госпожа, была всегда в его сердце, неизменно была с ним, когда он служил литургию. И хотя эта служба брала много сил, он любил её за трагическое величие, за спасительную силу поклонения мукам Иисуса Христа. Он знал, почему так много сегодня стеклось народу. Они хотят услышать о муках и бедах России, своих бедах и своей судьбе.

   — Отчего Россия в смятении? Отчего безначалие? В Писании сказано: «Посели в доме твоём чужого, и он расстроит тебя смутами и сделает тебя чужим для других». Мы сами дали волю крамольникам и ляхам. Мы сами свели с престола достойнейшего из царей. Мы сделались чужими для помазанника Божья. Ни один из царей не был столь достоин престола, как Василий, явивший величие и твёрдость в дни горестных испытаний! Не ему ли Россия обязана освобождением от первого самозванца и не изменники ли поселили в нашем доме второго самозванца и ныне служат ему! И не ему ли, прямому потомку Александра Невского, обязана держава избавлением от банд Болотникова! Он был царём правды, одинаково справедливым для всех. Превыше всего для него были Бог и отечество. А храбростью на поле брани он превосходил прежних государей. Да будь же здрав во веки, царь Василий, сведённый с престола злой изменой!

Голос Гермогена гремел, казалось, он Пробивал стены. Но никогда прежде не ощущал Гермоген так сильно чужого злого присутствия в соборе. Лицо холодило ледяное дыхание ветра, плечи стягивало обручем. Эк разыгралось злобесие!

Таково же было забытое Гермогеном ощущение, когда в казанскую церковь Преображения во время службы явились опричники, а нехристи, по обыкновению, приводят с собой и злых духов. Было при нём такое однажды и в церкви Воздвижения. Но чтобы привести с собой нечисть в Успенский собор, где лежали мощи святых Петра и Алексея, такого от века не было.

   — Чада мои! Как допустили свершиться сему? Кому поверили? Захару Ляпунову, крамольнику, вору, наказанному кнутом? Он для того и свёл с престола царя Василия, чтобы посадить тушинского самозванца!

В соборе наступила такая глубокая тишина, что даже дыхания не было слышно. Может быть, люди почувствовали пророческую силу слов патриарха, и пророчество их ужаснуло... (Ближайшее время действительно обнаружит тайные хлопоты Захара впустить самозванца в Москву).

Неожиданно раздался резкий грубый голос:

   — Василий сведён с престола по челобитью

всей Русской земли!

   — Не было такого челобитья! — гневно возразил Гермоген. — Царя Василия свела с престола злая измена.

   — Василий ныне инок. И что о том тужить! — упорствовал голос.

   — Царь не произносил монашеских обетов. Над ним свершилось безбожное насилие. И егда владыка мой Христос укрепит меня на престоле владычества моего, совлеку царя Василия от риз и от иночества освобожу его...

   — Князь Туренин произносил за него обеты, вот князя и надобно запереть в келью, — сказал в поддержку Гермогена кто-то из посадских.

Но грубый голос не унимался:

   — Гермоген! Ежели не отстанешь от Василия, то и тебя скрутим!

Люди стали оглядываться на голос, начался ропот:

   — Изыди, сатана!

   — Гоните его из собора!

Все крестились. Началось какое-то движение, из собора вывалилась кучка наглых людей.

Многие устремились к Гермогену, прося благословения.

22

В Москве не знали, кого более опасаться: злодеев тушинских или собственных. Умы были поражены насилием над царём. Всюду толковали о дурных пророчествах. В этой обстановке бессилия и страха, когда грабили и убивали среди бела дня, людям легко было внушить мысль, что ныне некому державствовать в России и надо позвать царя со стороны. Искали же некогда новгородцы себе князя в земле Варяжской. Вот и ныне почему не послушаться совета Мстиславского и Салтыкова — довериться Сигизмунду и вручить скипетр Российской державы сыну его Владиславу? Или гетман Жолкевский, действующий именем Сигизмунда, не друг нам? Или не обещал он нам избавить Москву от злодеев и не заключил с нами договор о целости веры и государства!

Но многим ожидание помощи от ляхов казалось постыдной слабостью, и ляхов страшились не меньше, чем злодеев. В памяти ещё были живы дни короткого царствования Гришки Отрепьева, когда ляхи надругались над верой и выгоняли из домов даже бояр и купцов, присваивали себе земли и поместья.