Герой

– Я тебя убью…

Вместо ответа кулак палача со всей силы врезался в челюсть пленника. А потом еще раз. Ману не произнес ни слова. Он просто бил беззащитного узника, пока тот не отключился.

Плюнув на пол, цыган в раздражении схватил со столика полотенце и стал оттирать от крови руки. Но полотенце уже все пропиталось – Ману с еще большей злостью отшвырнул бесполезную тряпку, прошел в угол и сорвал с крючка чистое полотенце.

Когда он вернулся к пленнику, то заметил у двери Накаяму. Его рука была перемотана бинтами, на лице красовались свежие глубокие раны от осколков. Непроизвольно вытянувшись, Ману не то отрапортовал, не то пожаловался:

– Господин генерал! Он не говорит.

Накаяма подошел к рабочему столу, снял с головы фуражку и со вздохом положил ее на хирургически чистую столешницу. Его голова тоже была перебинтована, и в некоторых местах яркую белизну марли запятнали гранатово-красные потеки.

– Приведи его в чувство.

Ману тут же подхватил ведро с водой и широкой струей окатил пленника. Тот издал резкий всхлип и судорожно дернулся. Долгую минуту Ли кашлял и отплевывался, еще больше забрызгивая плиточный пол красным. В его глазах все расплывалось, мысли путались, а тело при каждом движении пронзала острая изматывающая боль.

Накаяма спокойно уселся на стул и стал ждать, пока пленник окончательно придет в себя. Когда хрип и кашель стихли, он негромко поздоровался:

– Здравствуй, Вэй Ли. А ты оказался живучим малым.

Звук этого голоса заставил молодого разведчика вздрогнуть. Он медленно приподнял голову и от этого усилия все мышцы свело судорогой. Но пленник даже не заметил этого – его мутный взгляд остановился на лице японского генерала. Несколько долгих мгновений оба смотрели друг на друга. Наконец Накаяма чуть прищурился, будто стараясь зафиксировать эту картину в памяти, и сказал:

– Как же ты похож на своего отца. Тот же взгляд…

Дуэль взглядов забрала у Ли все оставшиеся силы. Ему пришлось упереться затылком в доску, к которой он был прикован, чтобы снова не потерять сознание, но взгляд его остался ясным и напряженным. Не отрываясь, разведчик вглядывался в спокойное лицо врага.

– Вы не знали моего отца.

– Хм, – губы Накаямы чуть скривились в ухмылке. – Ошибаешься. Одного из твоих отцов я знал очень хорошо.

В глазах пленника явно читалось недоверие. Генерал улыбнулся, закинул ногу за ногу и заговорил:

– Двенадцать лет назад лет назад один китайский ученый разрабатывал для нас универсальную вакцину. Думаю, ты догадываешься, о ком я говорю. Мы хорошо ему платили. Когда все было почти готово, он стал требовать больше денег, шантажировал нас, намекал, что продаст секрет вакцины еще кому-то. Советам, кажется. Его интересовали только деньги, – Накаяма сделал паузу и безмятежно взглянул в напряженные глаза Ли. – Я говорю о твоем отце, профессоре Вэй Тао.

– Ты все врешь! – вне себя выкрикнул пленник и стал вырываться из пут, но японский генерал, казалось, даже не заметил этого. Он вздохнул, будто с сожалением вспоминая что-то, и продолжил:

– Я пытался отговорить Тао, просил одуматься. Но профессор оказался намного хитрее, чем я предполагал. Он сел на поезд Харбин-Чита, прихватив с собой не только семью, но и блокнот со своими исследованиями. Я не мог позволить ему сбежать и приказал Ману сделать так, чтобы все выглядело, как ограбление. Отцепленный вагон, полный трупов, без документов и доказательств.

Ли отчетливо вспомнил, как Ману ворвался в купе, направив пистолет на отца, как потом он отвлекся на крики в коридоре, отец вытолкнул его из купе и запер дверь. Как через несколько секунд из коридора раздались выстрелы, и мама, стоявшая у двери, упала на пол, истекая кровью. Как отец схватил его на руки и аккуратно спустил за окно купе, в темную бездну. Он плакал и кричал, крепко держа отца за руки, не понимая, зачем тот бросает его. «Беги Ли, беги!» – кричал Тао, затем разжал руки и Ли упал вниз. Потом он долго бежал за скатывающимся вниз по рельсам вагоном, пока не споткнулся и не покатился кубарем куда-то вниз…

Ли начал терять сознание, но Ману снова вылил на него ведро холодной воды.

Накаяма продолжал спокойно сидеть на стуле и рассказывать свою историю, которая отображалась в сознании Ли ясными картинками:

«…Накаяма грубо отпихнул вылетевшего из купе Ману и несколько раз выстрелил в замок двери из нагана. Раздался грохот, пули прошили дерево насквозь.

Изнутри послышался детский крик:

– Мама!

Накаяма снова нажал на курок, и пуля разнесла хлипкий замок вдребезги.

Японец с силой дернул дверь купе, и та, наконец, поддалась. Он с безразличием перешагнул через скорчившееся на пороге тело молодой женщины, из рваной раны которой текла алая кровь.

Тао стоял спиной к Накаяме, наполовину свесившись из окна и, казалось, даже не осознавал, что из дверного проема на него наставлен револьвер.

– Тао, не дури! – резко бросил японец, не опуская оружия.

Тот медленно повернулся, встречая равнодушный взгляд Накаямы. В его собственных глазах отчаяние смешивалось со жгучей ненавистью и переливало через край. Взгляды двух мужчин скрестились.