Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

Глубокая обида тлела под землей сотни поколений подряд. Когда титан КРОНОС оскопил отца, первородного бога неба УРАНА, и зашвырнул его гениталии через всю Грецию, из упавших капель крови и семени возник народ гигантов. Эти «хтонические» существа, эти создания, восставшие из земли, верили, что придет время – и они смогут отнять власть у этих выскочек, детишек Кроноса, олимпийских богов. Гиганты ждут дня, когда восстанут они, завоют Олимп и начнется их время.

Прометей щурится на солнце и тоже ждет своего часа.

Человечество же между тем занято, как обычно, смертными своими делами – тужится, мается, живет, любит и умирает в мире, по-прежнему населенном более-менее благожелательными нимфами, фавнами, сатирами и другими духами морей, рек, гор, лугов, лесов и полей, но и изобилующем змеями и драконами; многие из них – потомки первородной ГЕИ, богини земли, и ТАРТАРА, бога подземных недр. Их отпрыски, чудища ЕХИДНА и ТИФОН, наплодили множество ядовитых тварей-мутантов, что безобразничают на суше и в океане, а люди пытаются их укрощать.

Чтобы выжить в этом мире, смертным приходится поклоняться богам и вверять себя их воле, жертвовать им и льстить, воспевать их и молиться им. Но некоторые мужчины и женщины начинают полагаться на собственные силы и смекалку. Эти мужчины и женщины – с помощью богов или без нее – пытаются сделать мир безопаснее для человеческого процветания. Речь о героях.

Греза Геры

Завтрак на горе Олимп. Зевс сидит во главе длинного каменного стола, попивает нектар и размышляет о грядущем дне. Неспешно подтягиваются и рассаживаются по своим местам остальные олимпийские боги и богини. Наконец объявляется Гера, садится у противоположного от супруга конца стола. Лицо у Геры разрумянилось, волосы всклокочены. Зевс вскидывает удивленный взгляд.

– За все годы, сколько я тебя знаю, ты ни разу не опоздала к завтраку. Ни разу.

– Что верно, то верно, – отзывается Гера. – Прими мои извинения, но я плохо спала, сама не своя. Тревожный сон привиделся. Весьма тревожный. Желаешь послушать?

– Разумеется, – врет Зевс: ему, как и любому из нас, выслушивать подробности чужого сна – чистый ужас.

– Мне приснилось, что на нас напали, – говорит Гера. – Здесь, на Олимпе. Гиганты восстали, вскарабкались на нашу гору и бросились на нас.

– Ой-ёй…

– Все было всерьез, Зевс. Их целый народ, они вопили и перли на нас. А твои молнии отскакивали от них без всякого вреда, будто сосновые иголки. Вожак гигантов, самый громадный и сильный, ринулся на меня и попытался… попытался… навязать себя.

– Поди ж ты, какое расстройство, – говорит Зевс. – Но все-таки лишь сон.

– Ой ли? Сон ли? Все было так отчетливо. Такое чувство, что, скорее, видéние. Может, пророчество. У меня такое уже случалось. Сам знаешь.

И правда. С Гериной ролью богини брака, семьи, приличий и порядка легко забыть, что она к тому же наделена могучим пророческим даром.

– Как все кончилось?

– Странно. Нас спас твой друг Прометей и…

– Он мне не друг, – обрывает ее Зевс. Любые упоминания Прометея на Олимпе запрещены. Зевсу имя его когда-то любезного друга – что лимонный сок на царапину.

– Воля твоя, дорогой, я лишь сообщаю тебе, чтó мне снилось, чтó я видела. Знаешь, странно вот что: с Прометеем был какой-то смертный. И как раз этот смертный и стащил с меня гиганта, сбросил его с Олимпа и спас всех нас.

– Смертный, говоришь?

– Да. Человек. Смертный герой. И во сне мне было ясно – не знаю, как или почему, – но ясно, совершенно ясно, что это потомок Персея.

– Персея, говоришь?

– Персея. Никаких сомнений. У твоего локтя нектар стоит, дорогой…[1]

Зевс передает ей склянку.

Персей.

Давненько не слыхал Зевс это имя.

Персей…

Персей

Золотой дождь

Владыка Аргоса[2] Акрисий, не родив ни единого мужского наследника на царство, обратился с вопросом к Дельфийскому оракулу: как и когда возникнет наследник? Ответ жрицы встревожил Акрисия не на шутку:

У царя Акрисия не будет сыновей, но внук его убьет его.

Акрисий обожал дочь ДАНАЮ, свое единственное дитя, но жизнь любил еще больше. Из слов оракула следовало, что Акрисию необходимо сделать все возможное, чтобы никакой половозрелый мужчина к Данае даже не приближался. Запертую в сверкающем неприступном узилище Данаю осыпáли любыми земными благами и окружали любыми спутницами женского пола, каких она только пожелает. В конце концов, говорил себе Акрисий, сердце-то у него не камень.

Царь запер бронзовые покои[3] от любых вторжений, но не учел похоть всевидящего, всеизощренного Зевса, чей взор пал на Данаю, и олимпиец уже размышлял, как бы проникнуть в запечатанные покои и насладиться. Зевсу нравились препятствия. В своей долгой любовной биографии царь богов, гоняясь за желанными самками, а иногда и самцами, превращался во всевозможные причудливые предметы. Зевс понимал: чтобы завладеть Данаей, ему придется придумать что-нибудь получше всяких обычных быков, медведей, вепрей, жеребцов, орлов, оленей и львов. Тут понадобится нечто чуть более диковинное…