Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

Потеряв рассудок от горя и пылая жаждой мести, Алфея бросилась обратно во дворец. Спустилась в подвал и нашла ту заброшенную комнату, где в полу лежало закопанное полено – с того самого дня, когда родился ее сын. Мелеагр будет жить, сказали Атропос и ее сестры мойры, пока то полено не пожрет огонь. Но Алфею теперь было не остановить: после убийства четверых ее возлюбленных братьев Мелеагр утратил право жить даже и на один миг дольше.

Она разгребла землю и вытащила полено, все еще обернутое в остатки шерстяного одеяла, которым царица спеленала его много лет назад.

Жизнь Мелеагра, считай, прошла,Когда чурка судьбы сгорит дотла.

Алфея поспешила в кухню, где могучий открытый огонь ревел и днем и ночью. Глянула вверх и увидела, что над отверстием в полу пиршественного зала установили громадный вертел, прямо над пламенем. На этом вертеле подвесят освежеванную и выпотрошенную тушу вепря и будут медленно жарить для вечерней трапезы.

По-прежнему объятая яростью, Алфея распеленала полено и метнула его в очаг.

Не успела царица разглядеть, как старое полено вспыхнуло и расцвело огнем, пожалела она о своем поступке. Попыталась сообразить, как бы вытащить полено, однако жар был слишком силен. Алфея не могла извлечь полена, не обжегшись сама.

Но, быть может, сказала она себе, ей та тихая беседа трех мойр много лет назад лишь приснилась. Царица уже давно убедила себя, что так оно и есть. Вердикты мойр – не для ушей смертных. Они бы никогда не стали толковать промеж собой, возникни хоть малая возможность, что их подслушают. Это все воображение.

Наверняка!

Она потерлась щекой об истлевшее одеяло.

Наверняка?

Алфея выбежала наружу – глубокое и жуткое предчувствие повлекло ее туда, откуда долетали крики ужаса, где у разрушенного амбара лежали тела Калидонского вепря и стольких героев, в том числе и братьев царицы.

Она появилась, когда Мелеагр уже метался, скакал и кричал от боли, и голос его кошмарно походил на визг чудовищного вепря.

– Я горю! Горю! – визжал он. – Помоги мне, мама! Помоги мне!

Все расступались оторопело и настороженно: отважного юношу внезапно охватило безумие. Никакое пламя не бесновалось вокруг него, а он выл и извивался, падал на землю и катался, словно пожирал его живой опаляющий огонь. Наконец крики его превратились в плач, а плач – в сокрушительный вздох, и после умолк он, совершенно мертвый. Его тело, как только душа покинула его, почернело, обуглилось и распалось серым прахом, а прах унесло ветром – осталась лишь память о смертных останках гордого красавца Мелеагра.

С горестными рыданиями Алфея слепо бросилась в чащу.

Нашли ее через несколько часов: она висела на древесной ветке, в руках сжимала остатки старого одеяла. Прежде чем повеситься, Алфея в муках горя вырвала себе щеки.

Череда всех этих скорбных событий вышла, как мы помним, оттого что царь Эней бросил поклоняться Артемиде как следует. Покарала она его, сперва наслав вепря, разорявшего царство, а затем – Аталанту, чтоб посеяла вражду среди его семьи и воинов, собравшихся ему на подмогу. Сама охота привела к гибели десятков славных героев, а затем ссора привела к убийству шуринов Энея, жуткому припадку и смерти его сына Мелеагра и устрашающему самоубийству царицы Алфеи. Но и на этом Артемида не остановилась. Она превратила Мелеагрид – скорбящих сестер Мелеагра Меланиппу, Эвриимеду, Мофону и Перимеду – в цесарок, чтобы целую вечность кудахтали они и оплакивали своего брата[237].

Двух других дочерей Алфеи и Энея Артемида, впрочем, пощадила. Речь о Горге и Деянире, кого Морос, рок, избрал, чтоб внесли они более важный вклад в грядущие героические годы[238].

Аталанта, выполнив свою задачу, оставила скорбное и сокрушенное царство Калидон и никогда больше туда не возвращалась.

Забег

Победоносное участие Аталанты в охоте на Калидонского вепря принесло ей повсеместную громкую славу. Дошла эта слава и до ушей ее отца – царя Схенея. Он жестоко бросил ее умирать в горах, но теперь рвался принять обратно к себе во дворец. Быть может, он стал первым скотски жестоким и недостойным родителем, заявившим права на ребенка, стоило ребенку сделаться знаменитым или богатым, – но точно не последним.

– Милое дитя, – проговорил он и раскинул руки во всю ширь своего царства, – все это будет твоим.

– Да ну? – спросила Аталанта.

– Ну, естественно, твоего мужа, – ответил Схеней.

Аталанта покачала головой:

– Я никогда не выйду замуж.

– Но задумайся! Ты мой единственный ребенок. Если не выйдешь замуж и не родишь детей, царство отойдет чужакам.

Приверженность Аталанты Артемиде и пожизненный отказ от брака не поколебались.

– Замуж пойду только за того, – сказала она, – кто сможет…

Тут она задумалась. Из лука она стреляла непревзойденно, однако можно было допустить, что где-то есть человек, стреляющий лучше Аталанты. То же и с метанием копья, диска и с верховой ездой. Что есть такого, в чем ни один мужчина не превзойдет ее? А! Есть.

– Замуж пойду только за того, кто бегает быстрее меня.

– Прекрасно. Так тому и быть.