Герой должен быть один

Арей резко встал и подошел к Лукавому. Дромос еще не захлопнулся, и бог войны плечом раздвинул вязкие волокна, вглядываясь в картину, открывавшуюся на другом конце.

…Сожженные дотла Флегрейские поля[44], ровная, как стол, аспидно-угольная равнина; да это и был уголь, местами тлеющий или дымящийся, над которым собиралось в складки низко нависшее покрывало ночного неба с редкими, болезненно покрасневшими глазами звездных титанов.

Темные колонны на горизонте шевельнулись, заставив незрячие язвы звезд сочиться грязной сукровицей, и двинулись, вздымая прах пожарища на теле Матери-Геи…

Гермий резко свистнул, хлопая в ладоши, и Дромос закрылся.

— Вообще-то говорят, что незваный гость хуже гиксоса, — Лукавый еле удержался, чтоб не наподдать ногой Ареев шлем, забытый на пороге. Даже крылышки на задниках сандалий Гермия агрессивно встопорщили перья.

— Кто говорит? — медовым тоном осведомился Арей, как ни в чем не бывало усаживаясь на прежнее место. — Если гиксосы, тогда не верь. Врут, подлецы…

Гермию и в страшном сне не снилось, что прямодушный Эниалий способен разговаривать подобным образом.

— Ладно, — обреченно махнул рукой юноша. — С чем пожаловал, братец?

— Проведать, — усмехнулся Арей. — Справиться, благополучен ли. Давненько в гости не заглядывал.

— Ты — ко мне?

— Я — к тебе.

— Издеваешься, Эниалий? Ты вообще никогда не бывал у меня, — Лукавый машинально отметил, что чуть ли не дословно повторяет фразу кентавра Хирона тридцатилетней давности.

— Лучше поздно, чем никогда. Про Совет Семьи слыхал?

— А что, он уже начался? Мать-Гея…

— Он уже кончился. Опоздал ты, Килленец, — видать, есть для тебя дела поважнее Семейных Советов!

— Может быть. И все-таки: зачем пожаловал?

— За помощью, — просто ответил бог войны, тыльной стороной ладони вытирая мокрый лоб.

И Лукавый на мгновение растерялся.

Тихий он сегодня был, Арей-Неистовый.

Замученный.

— Совет начался призывом к войне с Гигантами, — продолжил Арей, — а закончился скандалом.

— Из-за Гигантов?

— Из-за Геракла. Спроси лучше, кому из Семьи этот Мусорщик-Одиночка не успел насолить?! Отец им: берем Геракла и идем на Флегры бить Гигантов, а они отцу: неизвестно, мол, кого твой любимец раньше бить станет — Гигантов или нас! Отец им: герой, дескать, подвиг на подвиге, двенадцать лет беспорочной службы; а они отцу: это уж точно! И давай вспоминать наперебой: дедушку Океана веслом огрел, Танату-Убийце оба крыла из суставов вывернул, Нерею-Морскому так поясницу измял, что тот до сих пор боком плавает, Гелиоса пристрелить грозился…

— А надо было пристрелить! — вставил Гермий, с ненавистью глядя на белый диск светила.

— …Посейдон детей хоронить не успевает — на сегодняшний день шести сыновей и двух внуков лишился! Кто убил? Геракл! Короче, в поддержку отца выступили только мы с Аполлоном. Трудяга Гефест воздержался.

— Вы с Аполлоном?! — Гермий не верил своим ушам, разом забыв про жару и усталость.

— А что прикажешь делать? Даже Артемида носом крутит — облавы на Керинейскую лань простить не может. Опять же после их встречи с Гераклом вся Семья Артемидиной девственностью интересуется…

Арей не договорил.

Зло сплюнул, смахнул солнечный блик с полированного металла своего шлема и встал.

Глянул поверх Гермия туда, где недавно колыхалась паутина Дромоса, — и застыл, не моргая, словно видел что-то.

…ровная, как стол, аспидно-угольная равнина; ослепшие, разодранные глазницы звезд над Флеграми — и медленно движущиеся колонны, живые горы на горизонте…

— Семья, — словно ругательство пробормотал Арей, отворачиваясь. — Родичи! Ну, не люблю я отца — так я хоть понимаю, что никто, кроме Зевса-самодура, не способен взять нас за шиворот и повести в бой! А эти… знали бы они то, что мы с тобой, Лукавый, знаем — живьем бы Гераклов слопали. Обоих.

— Что?! — чуть не подскочил Лукавый. — Что ты сказал?!

— Что слышал! Я это еще семнадцать лет назад понял. Под Орхоменом.

— И ты молчал? Все это время — молчал?!

— Молчал. И буду молчать — по крайней мере, до истребления Гигантов. Отец вон, почитай, треть века помалкивает! И правильно делает. Проговорись Зевс, кто тут чей сын — так Семья не с Гигантов или с Геракла, а с него самого войну начнет. Был бык, стал вол, а туда же — на престол! Скопец богов и людей…

Повисла такая долгая пауза, что даже Гелиос в небе, казалось, осадил коней и прислушался.

— Знаешь, Арей, — Гермий заговорил первым, осторожно подбирая слова, — по-моему, я это… насчет тебя… в некотором роде…