Герой должен быть один

— А дальше ты, высокогремящий, страшно разгневаешься на свою ревнивую жену и подвесишь ее меж небом и Геей на серебряных — нет, лучше на золотых! — цепях вверх ногами (Гера пыталась возражать, но Зевс одернул супругу, видимо, вдохновленный идеей Мома). Одновременно оповестим всех жрецов, пифий, прорицателей и базарных попрошаек, что в Семье случился грандиозный скандал — поверят как миленькие, в первый раз, что ли?! — Геракл в море, Гера в воздухе, Зевс в гневе, Гериных защитников молниями на Землю посшибал, те врассыпную… к Флегрейским Дромосам, о чем умолчим! Так и до Гигантов дойдет: Семье не до них, погрязла в сварах. Они расслабятся, а мы с утра по Флеграм и ударим! Сперва сами, а за нами — Зевс-отец с возлюбленным Гераклом и Никой-Победой!

— Одобряю, — даже зная, что советы правдивого ложью Мома частенько заводят следующего им в тупик, Громовержец многозначительно обвел Семью взглядом. — Особенно насчет цепей… ну, где там у нас в Эгейском море ближайший Флегрейский Дромос? На острове Косе? Тогда, пожалуй, не будем медлить. Арей в резерве — сам напросился, Гефест — бегом в кузницу за цепями, Мом-Насмешник…

— Я с Атой[68]

к Гипносу сбегаю, — Мом потирал руки, скрывая лихорадочный блеск в глазах. — Пускай братец лживые сны выпускает — шутка ли, всей Элладе головы заморочить! А ты, Скипетродержец, начинай, что ли?!

Зевс кивнул в очередной раз, подумал и как-то неуверенно полыхнул первой молнией.

Вторая пошла уже значительно лучше.

7

…Рыжий Халкодонт, сын рыжего Антисфена, всегда считал себя героем. Ну и что, что козопас? Зато — главный. Ну и что, что не сын бога? И даже не внук. Зато в колене эдак шестом-седьмом боги в его роду были непременно. Не Посейдон, так Аполлон, не Аполлон, так Зевс-Бык — этот если какую бабу не осчастливил, так лишь по забывчивости. А впрочем, в предках ли дело? Герой — он и в Эфиопии герой, а на острове Косе — и подавно.

И вообще: рыжие — они все герои.

Так что когда пастухи среди ночи донесли Халкодонту, что под грохот бушевавшей грозы к западному берегу приближается неизвестный корабль, колебания не отяготили Халкодонтову душу.

«Пираты! — решил давно томившийся жаждой крови доблестный козопас. — Подлые грабители! Кто сказал, что на Косе взять нечего?! — я-то знаю, что есть! И знаю, что боги на нашей стороне! Сам великий Зевс рассеял молнией ночной мрак, дабы мои люди вовремя увидели коварных врагов! Вперед, косцы! Вперед, сограждане! Не посрамим скал отечества!»

И не посрамил.

Отослав гонца к местному басилею Эврипилу, который считал себя сыном Посейдона (с тем же правом, что и Халкодонт), воинственный козопас приказал вооружиться всей пастушьей братии, после чего занял выгодную позицию на крутых прибрежных утесах. Заготовив камней для метания в достаточном количестве — дротиков и стрел было гораздо меньше, чем хотелось, — Халкодонт перевел дух и, дождавшись очередной вспышки молнии, всмотрелся в бушующее море.

Пятидесятивесельное пиратское судно шло прямиком в небольшую бухточку, окруженную скалами, где засели пастухи-воины.

Еще нетерпеливому герою померещился невдалеке силуэт второго корабля, но Халкодонт мгновенно забыл о мелькнувшем видении, поскольку пиратское судно уже скрежетало днищем по песку, приставая к берегу.

«Могли бы и в скалы врезаться», — с некоторым сожалением подумал защитник Коса, взвешивая на ладони увесистый камень и прицеливаясь в голову здоровенного полуголого грабителя, первым спрыгнувшего на берег.