Герои и предатели

Майор Данилевич проживал в Махач-Юрте один. Свою семью он уже давно отправил на историческую родину в Белоруссию — в город Кобрин. Жена с двумя детьми на руках тряслась за жизнь мужа и раз в две недели регулярно присылала ему письма с просьбой уволиться и воссоединиться с семьей.

«Зачем тебе все это надо? — спрашивала она. — Пусть москали сами разгребают свое дерьмо. Тебе-то что? С тобой там может случиться все что угодно. Что мы тогда с детьми будем делать?».

Майор Данилевич, в принципе, был согласен с ней, но его пока еще останавливали два обстоятельства.

В этой части, в отличие от многих других, заработную плату выдавали все-таки регулярно. На эти деньги он мог содержать и себя, и свою семью.

Кроме того, майор не мог себе представить, как это он просто так все возьмет, и бросит? Просто соберет вещи, и уедет в Кобрин? Вообще-то, строго говоря, если смотреть с практической стороны, в этом не было бы ничего невозможного. Другая страна. Российский паспорт он не получал, кроме удостоверения личности офицера у него вообще ничего не было. Поэтому он мог, наверное, приехать в Белоруссию, прописаться по месту жительства жены, и претендовать на получение белорусского паспорта. И гори все огнем!

Однако Данилевич не был уверен в том, что все это будет так легко и просто, и перед ним маячила неприятная перспектива остаться на какое-то неопределенное время не только без денег, но и без перспектив — если бы его легализация на территории Республики Беларусь затянулась.

И, наконец, немного удерживали на месте службы остатки «совкового» менталитета — то, что раньше именовалось «офицерской честью».

Тем не менее, майор серьезно, безо всяких шуток, опасался здесь за свою жизнь. Вообще-то, он и так носил при себе на всякий случай лимонку. Но пистолет, да еще официально — это было бы гораздо лучше.

— Я не могу этого разрешить, — устало сказал Карабасов. — У меня нет таких полномочий. Наверху считают, что с оружием вы будете еще больше подвержены опасности нападения. Хотя бы для того, чтобы отобрать у вас это оружие.

— А то, что без оружия нас можно как цыплят тепленькими брать — это их не волнует?! А оружия в Чечне столько оставили, что там теперь нет никакой надобности гоняться за каждым отдельным пистолетом. Вообще-то, товарищ полковник, по нынешним расценкам офицер в Чечне стоит гораздо больше какого-то там «макарова».

— Нет, — снова замотал головой Карабасов. — Ничего не могу сделать. Нельзя. Еще раз предупреждаю — не ходите по одиночке в город. А в идеале — вообще лучше за пределы части не выходите.

— У нас с таким пацифистским подходом, — не умолкал не на шутку заведшийся майор, — скоро будут прямо в часть приходить, выбирать кого им надо, и уводить с собой — как баранов.

— Вы не заговаривайтесь! — заорал взбешенный Карабасов. — Выше дело — нести службу. У нас сейчас война закончилась. Нам никто не разрешит оружием размахивать! Тут и до провокаций недалеко!

В общем, он и сам понимал, что говорит какую-то чушь, но ничего умного в голову не приходило, и он уже очень жалел, что затеял это ущербное собрание, и быстро его закрыл.

Офицеры расходились злые. Обычного смеха и беззаботного шума как-то и не было.

Данилевич уже на девяносто процентов был готов бросить здесь все к чертовой матери и переехать на ПМЖ в Белоруссию.

«Разгребайте сами свое дерьмо! Жена права. Дети и жизнь дороже!» — думал он, проходя через двери на улицу.

Мищенко.

«Человек такая скотина, что ко всему привыкает».

Вот и Олег уже как-то и приспособился к послевоенной жизни в Махач-Юрте. Служба наладилась, времени на самого себя у него стало оставаться больше. Деньги — худо — бедно — выплачивали, и стали даже появляться какие-то запасы наличности.

Последнее время не было и ничего угрожающего. Ни похищений, ни взрывов, ни обстрелов. Так что потихоньку, почти непроизвольно, но и офицеры, и личный состав начали расслабляться.

В жизни у Олега — живой все-таки человек — появилась постоянная подруга. Ничего похожего на любовь Мищенко к ней не испытывал, но она ему нравилась, а никого другого на горизонте все равно не наблюдалось.

Девочка была из местных русских. А потому из дома без сопровождения не выходила. Если им нужно было встретиться, то Мищенко шел к ней домой, и забирал с согласия родителей. Те, впрочем, никогда не возражали. Наверное, как думалось Олегу, они надеялись, что он женится, и заберет ее отсюда. Никогда, правда, вслух ничего подобного ни отец, ни мать не говорили, а Мищенко пока никаких намеков на это и не давал. Так, ничего особенного — прогулки, кафе, рестораны. Ну, поцелуи. Тащить ее в постель, Олег, честно говоря, еще побаивался. Он чувствовал, что тогда вопрос о женитьбе встанет очень серьезно. Тут нравы другие, и списать это дело на кого-то другого в случае чего, просто так не получится. И уехать из города в случае неблагоприятного развития событий никакой возможности не будет.