«Герой нашего времени»: не роман, а цикл

Да, вот жизненное поведение, в котором нет ни капли эгоизма, а есть полная самоотдача — сначала счастливой любви, потом остальной жизни за вычетом любви. Старик вырастил дочь, дружелюбно принял в семью ее избранника, даже и чужого; ему есть чем утешиться, и призыв «Утешься!» он адресует потерявшему любовь Алеко. Но и Старик был оскорблен предательством подруги, раз и навсегда. Эта обида остра, поскольку переносится на всех женщин табора (да и контактирующих таборов). Другое дело, что эта обида не агрессивна, она замурована в сердце, но великодушие Старика не дает ему счастья.

Алеко вступил в любовный союз не на время, до конца. Старик покорствует: «Кто в силах удержать любовь?» Алеко упрям и не сдается.

Я не таков. Нет, я, не споря,

От прав моих не откажусь;

Или хоть мщеньем наслажусь.

Реплика о правах стала одним из основных доводов для обвинения Алеко в эгоизме; такой взгляд на героя сложился давно (о «чудовищном эгоизме», «животном эгоизме» писал Белинский) и не иссяк доныне. Он кажется безупречным, единственно возможным, поскольку выражен в тексте поэмы, в последних к Алеко обращенным словах Старого цыгана, равных приговору: «Ты не рожден для дикой доли, / Ты для себя лишь хочешь воли…» В этих словах много мудрого, отторжение Алеко после им содеянного справедливо, да и сам он не умоляет о прощении, понимая, что в таборе ему теперь делать нечего. А вот опорная фраза «Ты для себя лишь хочешь воли…» не верна фактически, не справедлива.

«Алеко волен, как они…», а между тем сама воля ходит об руку с обязанностями. Алеко «любит» «упоенье вечной лени» — и разделяет общие труды. Он требует к себе любви, но любовь была ему обещана и на время даже дана, но и сам он любит беспредельно. Упрек в эгоизме был бы оправдан, если бы Алеко, не любя, требовал любви к себе. Вероятно, хотя бы элемент эгоизма в любви практически неизбежен: щедро отдавая себя любимому человеку, любящий, вольно или невольно, ожидает взаимности; мучительно, если ожидание оказывается обманутым. Именно честное исполнение обязанностей побуждает помнить и о правах. Все-таки если тут и явлен эгоизм, это не тот случай, когда уместно метать громы и молнии. Тут сострадание приличнее разоблачения.

В «Цыганах» мы имеем дело с особой разновидностью трагического конфликта, который именуется трагической ситуацией: здесь непримиримо сталкиваются две правды, каждая из которых имеет объективные основания, вот только, как два медведя в одной берлоге, вместе они не живут.

«Цыганами» Пушкин в сущности прочерпал до дна едва ли не основной сентиментально-романтический конфликт, основанный на столкновении героев из разных миров. Аналитический взгляд усмотрел: бегство «на природу» безрезультатно — там нет гармонии, обнаруживаются свои противоречия. Таков суровый приговор эпилога:

Но счастья нет и между вами,

Природы бедные сыны!

И под издранными шатрами

Живут мучительные сны,

И ваши сени кочевые

В пустынях не спаслись от бед,

И всюду страсти роковые,

И от судеб защиты нет.

Лермонтов подтверждает позицию Пушкина, хотя идет своим путем, не развенчивая ореол «природосообразного» человека. Все равно эксперимент Печорина на излечение в союзе с цельным человеком оказался неудачным, болезнь героя предстала неизлечимой.

Б. Т. Удодов исходит из того, что в период работы над «Героем нашего времени» идея «естественного человека» была для Лермонтова пройденным этапом: «В романе нет и следа надежды на возможность исцеления героя, испорченного цивилизацией, путем приобщения его к естественному состоянию через любовь к дикарке (речь идет о Бэле). <…> Перед лицом развитого сознания оказываются одинаково несостоятельными реальные представители как “естественного”, так и современного “цивилизованного” состояния, с той лишь разницей, что само это состояние является все же принадлежностью последнего»160. Мысль высказывается бесспорная, но исследователь исходит из мировоззрения писателя, а текст книги становится излишним. И становится непонятным, почему для подтверждения очевидности, что нет «и следа надежды» на исцеление героя, понадобилась едва ли не самая поэтичная повесть.

Сравним поведение Алеко и Печорина. Алеко порвал связи с обществом, принял новый образ жизни, «к бытью цыганскому привык». Образ жизни Печорина не изменился, лишь несколько скорректировался.

Алеко вспоминает счастливое время, когда его «задумчивость она / В минуту разогнать умела!» Ласки Бэлы Печорин запомнит, вот с задумчивостью его она совладать не смогла. Накрепко прижился в нем рефлектирующий двойник! Целый год жизни в крепости Печорин духовно на голодном пайке, в страшном интеллектуальном одиночестве. Охота на время забирает у него энергию и силы, только ведь эпизодами нельзя заменить процесс. И любви как самоцельному занятию принято отводить только «медовый месяц»; здесь этот процесс был вчетверо дольше. А чтобы союз оказался прочным, говорят умные люди, надо не друг на друга глядеть, а глядеть в одном направлении. У Печорина с Бэлой такое не получилось.