Герой не нашего времени. Эпизод II

Если при подъезде к Дому Майя скромно цеплялась за своего кавалера, то внутри здания почувствовала себя увереннее. На её взгляд, манеры русских ужасны и дамы одеты безвкусно, но ощущение дежа-вю накрыло полностью. Как знакомы разговоры о грядущей войне! Если начнут немцы, то завтра-послезавтра обязательно будем в Берлине. Сапоги! Главное почистить их, чтобы командир смотрелся перед чужим пролетариатом во всём блеске. И вообще, слова на лозунгах «война только на чужой территории», «ни пяди» и «наш напор и могуч, и суров» напоминали, что Красная армия непобедима и способна дать адекватный ответ любому агрессору[122].

На гражданку Ненашеву смотрели с восхищением, и Панов невольно усмехнулся: такая женщина рядом с мужчиной лишь повышает его статус. Конечно, она выделялась. Красивая и обаятельная, знает, как вести себя на приёмах. На тех, куда отправляла её мама и о которых презрительно говорил отец: тем офицерам важна не служба, главное для них – карьера.

Молодые лейтенанты танцевали хорошо[123], а люди постарше старательно изображали нечто, отдалённо напоминающее танго.

– Успокойся. Здесь почти нет боевых офицеров, – шепнул ей Максим.

– А ты?

– Я просто ударник госкредита. – Он улыбнулся и, на зависть окружающим, умело крутанул вокруг себя партнёршу.

В его время бальные танцы будущим офицерам Советской армии перестали преподавать в обязательном порядке, но кружок в клубе военно-морского училища не пустовал.

То, что здесь боевых офицеров немного, – правда. На одного командира в Красной армии приходилось где-то шесть-семь красноармейцев, но далеко не факт, что все первые руководили вторыми. Множество должностей, где в царской армии справлялся унтер или вольнонаемный, теперь занимал человек с «кубиками» и «шпалами» в петлицах. Как начнётся война, все их дела – рот на замок, сундук на телегу и топай в тыл. Как раз они в первые дни войны будут засчитаны, как «мильоны» нежелающих сражаться и бежавших в панике командиров.

Потом Ненашевы решили заглянуть в военторг.

«О, какое изобилие!» – удивилась девушка. По сравнению с городом здесь царил маленький торговый рай. Можно купить без очереди почти всё, давно исчезнувшее из города. Цены особо не кусались, а на бирках женских платьев чаще всего значилось «Белоруссия».

Майя подумала, что не зря жёны командиров большевиков не обращали внимания на очереди в Бресте. Паёк и деньги мужа позволяли жить комфортно. Магазин, хоть и небольшой, ломился от товаров, однако особых изысков в нём не было. Теперь ей стало понятно, почему красные офицеры гонялись лишь за оставшимися после былой Польши «западными трофеями» – отрезами дорогой ткани, часами, сервизами, мебелью и коврами. Так к чему все их разговоры о равенстве, справедливости и братстве? Если для избранных в буфете есть икра, шампанское, в зале – играющий оркестр и кем-то старательно отлакированный паркет для танцев.

Именно этот блеск раздражал её какой-то фальшивостью. Паркет был точно таким же, как и хвастливые, нетрезвые слова «про Берлин». Вас, большевиков, схизматиков, покарает за догматизм та же коричневая чума.

А они что, теперь люди второго сорта? Ни отец, ни мать не владели ни заводами, ни пароходами, чуждались митингов и сборищ, а старались честно служить своей стране.

И странный человек Ненашев, сделавший её своей женой…

Пристальный взгляд подруги Максим выдержал спокойно. Видели картинку и похуже. Торжественные фотографии. Заваленный балыками прилавок. Штабель, нет, баррикада из консервов в витрине магазина. Медленно подползающий к варёным ракам объектив фотографа. А внизу чей-то искренний и возмущённый комментарий: «Оказывается, всё было. Вот какую страну просрали!»

Но тут же в сознании, словно призрак, возник Зощенко со своей бессмертной «Голубой книгой». Завидное предупреждение, – перестройка явно шла с её страниц. Там в одном из рассказов бродили какие-то восхищённые люди по царскому дворцу, цокая языком и щупая гобелены. После потрясённо выражались: «Жили же так люди!»

Если одно выдуманное общество не могло жить без дифференциации штанов, то в другом, для особого статуса, существовали специальные магазины, куда пускали не всех, или не каждому хватало денег.

В 1940 году, как всегда по инициативе трудящихся, на двадцать процентов подняли цены на промтовары и продукты[124]. Странный парадокс. Кто ни глянет мельком на предвоенную страну, то вечно лживой и виновной становится советская статистика[125]. По одному документу или фотографиям делает человек обобщающий вывод, не думая, что похож он на сводку средней температуры пациентов в больнице.