Герои. Новая реальность

– Ватсон, Ватсон… Десять лет назад я бы без раздумий тронулся в путь. – Он взял кочергу, отложенную на время визита русского. – Я, как эта кочерга – еще годная в дело, но далеко не новая. Помните, нам ее попортил доктор Ройлотт? Тогда я выправил ее довольно небрежно, а сейчас… – Он напрягся, и едва заметное искривление исчезло.

– Вот видите, Холмс!

– Пустое. – Но видно было, что Холмс доволен.

– Так мы отправляемся, Холмс?

– Ватсон! Я не решался вас просить. Россия далековата, это не Ливерпуль.

– Пустое, – вернул я словцо Холмсу. – Если едете вы, еду и я.

– Тогда собирайте чемодан, Ватсон. Едем туда, где мы нужны!

Хандра исчезла. Холмс вновь был заряжен бодростью, лучшим видом энергии. Он нужен! Его позвали на помощь!

Я радовался вместе с другом. Господи, если бы его пригласили на Южный полюс искать пропавшего Скотта, пришлось бы покупать шубу.

*

Описывать подробно дорогу я не стану. Поезда двадцатого столетия променяли романтику на комфорт. С точностью хороших часов пролетали мимо города и страны, пролетали и уходили в прошлое, во вчера.

Холмс, верный своему правилу не ставить телегу впереди лошади, не строил предположений, не имея фактов по делу, а отдыхал – спал, с аппетитом ел, опять спал, а бодрствуя, отказывался от газет, предпочитая оттачивать дедуктивные способности на незнакомцах, гуляющих на остановках по перрону. Я скучал – газеты были одни и те же, мы везли их с собой, а континентальные, особенно после того, как нас миновала Франция, вернее, мы ее миновали, прочесть мог разве полиглот. Поэтому я немного писал, а в оставшееся время пытался подражать Холмсу.

Наш Вергилий, Константин Фадеев, рассказывал о работодателе. Мы действительно направлялись в самые высокие сферы русской аристократии. Итак, «дядя» – принц Ольдбургский Петр усердно занимается свекловодством и сахароварением в поместье матери, Евгении Максимиллиановны, великой княгини, племянницы Александра Первого, принцессы по мужу. Муж ее, отец нашего клиента, принц Александр Ольдбургский – любитель и покровитель наук, известен в ученом мире как археолог, химик и оптик. Жена «дяди», принцесса Ольга – сестра ныне царствующего императора Николая Второго. Имение Рамонь – это семь тысяч десятин пахоты, около пятнадцати тысяч акров; лес, замок, сахарный завод, кондитерская фабрика. Ольдбургские-старшие живут в замке, Ольдбургские-младшие – неподалеку в имении Ольгино. Разумеется, помимо Рамони семья владеет огромными угодьями, дворцами, и многим, многим и многим во всех уголках громадной России.

На Холмса перечисление титулов, земель и богатств впечатления не произвело – до отъезда он внимательно просмотрел Готтский Альманах.

Тогда Константин перенес внимание на меня: несколько раз он робко намекал на то, что ощущает непреодолимую тягу к сочинительству, пробует себя в литературе, не мог бы я дать какой-нибудь совет начинающему автору. Я не люблю давать советы, даже медицинские, и отговорился тем, что русская литература мне, как иностранцу, недоступна. Пусть Константин обратится к своим великим соотечественникам.

– Великие умерли, – вздохнул студент, но более мне не докучал.

На четвертые сутки мы добрались до места. Почти добрались. На небольшой станции мы покинули экспресс.

– До имения десять миль. – Константин огляделся. К нам спешили двое. – Это за нами.

Встречающие подхватили наш багаж.

– Как же мы будем добираться? – От долгой езды мне казалось, что все вокруг так и норовит сорваться с места – вокзальчик, деревья, сомнительное строение, пахнущее лизолом.

Холмс поддержал меня за локоть.

– Кружится голова?

– Спасибо, Холмс. Проходит.

Мы шли вслед Константину.

– Надеюсь, идти не десять миль?

– Что вы. Уже пришли. – Он подвел нас к небольшому составу, паровозик и вагон. – Дядя построил ветку до Рамони.

Вагон оказался роскошным салоном – специально для встреч дорогих гостей, пояснил Константин. Его одного бы так не встречали.

– Как-то будут провожать, – рассмеялся Холмс.

Лес подступал прямо к полотну, еще немного, и ветви деревьев заколотят по вагону.

В салон вошел слуга.

– Он спрашивает, не угодно ли чего господам, – перевел Константин.

– В каком смысле – не угодно? – поинтересовался я.

– Чаю, водки, закуски.

– Но ведь имение рядом.

– Точно так-с.

– Мы, пожалуй, обойдемся.

Лес отступил, посветлело.

– Еще минут пятнадцать. – Константин глянул в окно.

Потянуло дымом, гарью.

– Никак, пожар.

Я тоже выглянул наружу. Невдалеке горел подлесок – трава, кустарник, а несколько мужиков пытались сбить огонь ветками.

Константин поговорил со слугой.

– Засуха. С Мокия нет дождя.

– С Мокия?

– Народная традиция – отмечать дни именами святых православной церкви. С середины мая. Если в скором времени не приударит дождик, плакала свеколка. Сухие грозы землю жгут, говорят мужики.

Пожар казался невелик, я предположил, что с ним управятся.

– Потушат, барин, не впервой.

Переводом своим Константин доказывал, что литература так просто от него не отделается.

Поезд замедлил ход.

– Вот и приехали.

Экипаж стоял напротив вагона. Нам не пришлось даже касаться багажа: все сделали слуги.