Герои, почитание героев и героическое в истории

Молодой друг, которого я люблю и известным образом знаю, хотя никогда не видел и не увижу тебя, ты можешь то, чего мне не дано, – учиться, быть чем-нибудь и делать что-нибудь вместо того, чтобы красноречиво говорить о том, что было и будет сделано. Мы, старые, останемся кем были и не изменимся. Вы – наша надежда. Надежда вашего отечества и мира заключается в том, чтобы когда-нибудь снова миллионы стали бы такими, какие теперь встречаются в единичных случаях. «Слава тебе; иди счастливой стопой». Да узнают лучше нашего будущие поколения молчание и все благородное, верное и божественное, и да оглянутся они на нас с недоверчивым удивлением и состраданием.

8. На поприще литературы дойдут еще до того, чтобы платить писателям за то, что они не писали. Серьезно, не подходит ли действительно это правило ко всему писанию и тем более ко всякой речи и ко всякому поступку? Не то, что находится над землей, то невидимое, что лежит под нею, в виде корня и основного элемента, определяет ценность. За всякими речами, стоящими чего-нибудь, лежит гораздо лучшее молчание. Молчание глубоко, как вечность, речь течет, как время. Не кажется ли это странным? Скверно веку, скверно людям, если эта старая, как мир, истина стала совершенно чуждой.

9. Тысячу лет молчаливо растет в лесу дуб, только на тысячном году, когда дровосек приходит с топором, раздается эхо в тишине, и дуб дает знать о себе, когда он падает с оглушительным шумом. Как тихо был посажен желудь, снесенный случайным ветром! Когда цвел дуб и украшался листьями, то эти радостные для него события не возвещались радостными криками.

Изредка лишь слышалось слово признания со стороны спокойного наблюдателя. Все это не было событием – это спокойно свершалось; не в один час, а в течение многих дней; что можно было об этом сказать? Этот час казался похожим на последний, похожим на последующий.

Так происходит всюду; безрассудная молва болтает не о том, что было сделано, а о неудачах и опозданиях. И безрассудная история (более или менее сокращенный, письменный обзор молвы) знает мало достойного изучения. Нашествие Аттилы, крестовый поход Вальтера Голяка, Сицилийская вечерня, Тридцатилетняя война – один только грех и беда. Никакой работы, только помехи и задержка всякой работы. Однако все же земля ежегодно зеленела и урожай ее созревал. Рука работающего, ум мыслителя не отдыхали. Благодаря этому у нас, несмотря на все, остался великолепный, прославленный, цветущий мир. Бедная история может спросить себя с удивлением: «Откуда он происходит?» Мало знает она о нем, много о том, что задержало его и хотело уничтожить. Это ее обычай и правило, благодаря ли необходимости или безрассудному выбору, и странная фраза справедлива: «Счастлив народ, коего календари остаются пустыми».

10. Так же обстоит со всеми видами интеллигентности, направлена ли она на поиски правды или на соответствующие сообщения о ней, поэзию, красноречие или глубину проницательности, которая служит основанием для этих двух последних. Характерный признак труда – некоторая постоянная непроизвольность и бессознательность. «Здоровые не знают о состоянии своего здоровья; знают о нем лишь больные».

11. Мудрость – божественный вестник, который приносит с собой в этот мир каждая человеческая душа, божественное предсказание новой и присущей ему способности действовать, которую новый человек получил, – по своему существу молчалива. Ее нельзя сразу и целиком прочитать словами; потому что она написана в непонятной действительности таланта, положения, желаний и возможности, которыми снабжен человек, она кроется в предчувствии, неизвестной борьбе, страстном старании и может быть вполне прочитана лишь тогда, когда исполнена его работа. Не благородные движения природы, а низкие вводят человека в искушение, чтобы обнаружить тайну его души в словах. Если у него есть тайна, слова всегда остаются недостаточными. Слова только задерживают настоящее обнаружение поступка, мешают ему и сделают его наконец невозможным. Никто из тех, кто совершает важное на свете, не станет говорить об этом подробно. Вильгельм Молчаливый лучше всего говорил освобожденной страной. Оливер Кромвель не блистал красноречием. Гете находил, что когда он собирался писать книгу, то не хотел об этом говорить; только тогда она удавалась.