Герои русского парусного флота

Николай Александрович Хвостов родился в 1776 году в семье статского советника Александра Ивановича Хвостова и Катерины Алексеевны Хвостовой, урождённой Шелтинг. В семилетнем возрасте Колю определили в Морской кадетский корпус, а в четырнадцать он уже сражался «за мичмана». За храбрость в Выборгском сражении Хвостов был награждён золотой медалью «За победу на водах Финских» и произведён в долгожданный мичманский чин.

По окончании шведской войны Николай четыре года непрерывно плавает на эскадрах у английских берегов и голландских. Россия уже вступала в полосу наполеоновских войн. Время было лихое. На шатких корабельных палубах рождалось новое поколение русских моряков, тех, кому в самом скором времени предстояло явить Андреевский флаг на всех морях и океанах. Лейтенанты Крузенштерн и Головнин, Лисянский и Хвостов — птенцы моря Балтийского, будущие герои великих морских походов…

Хвостов, по описаниям современников, имея средний рост и посредственную силу, «соединял в душе своей кротость агнца и пылкость льва».

Во время многомесячных крейсерств и произошло знакомство лейтенанта Николая Хвостова с только что окончившим Морской корпус мичманом Гаврилой Давыдовым. Первый к тому времени был уже вахтенным начальником на 74-пушечной «Иануарии», второй состоял при нём вахтенным офицером. Наверное, именно тогда, во время долгих томительных вахт и родилась эта удивительная дружба.

Давыдов был совсем ещё молодым, восемнадцатилетним мичманом, только в 1798 году окончившим Морской корпус. Вот как описывает его вице-адмирал Шишков в своём «преуведомлении»: «Он (Давыдов. — В.Ш.) в самой юности отличался не только особенною остротою, но и чрезвычайным прилежанием, приобрёл немалые знания в математике и словесных науках, почему из представленных в том году к производству в офицеры пятидесяти или шестидесяти человек найден по достоинству первым. Он был довольно высокого роста, строен телом, хорош лицом и приятен в обхождении; предприимчив, рассудителен и смел. Нравом вспыльчив и горячее Хвостова, но уступает ему в твёрдости и мужестве. Он одарён был живостью воображения и здравым рассудком, имел острый и примечательный ум. Много читал и любил увеселения, беседы и общества, однако ж охотно оставлял их для несения трудов и подвигов; не устранялся от забав и гуляний, однако ж находил время упражняться и писать дельное и шуточное».

Дневник Хвостова, относящийся к этому времени, не только очень интересен, но и поучителен. Хвостов начал вести свои дневники ещё с молодых лет, и, в частности, довольно интересный дневник плавания в Англию в 1799 году. Он пишет о вахтенной службе, о круге своего чтения. Читает «Аноиды» Карамзина и «какого-то Евгения» — то ли повесть Измайлова, то ли комедию Бомарше, переведённую на русский в 1770 году. Хвостов делает выписки из сочинений прусского короля Фридриха Второго.

Любопытный нюанс: не отказываясь от горячительных напитков и офицерских застолий, он честно записывает в своём дневнике, что однажды, будучи «недовольный креплением парусов, высек несколько матросов и, сменившись с вахты, с досады, что дурно крепили паруса, выпил два стакана пуншу и сделался пьян… Вот как проводим мы наше время, или, лучше сказать, убиваем. Я, правда, всякий день в мыслях собираюсь учиться по-английски…» Он велел выпороть матросов, будучи нетрезв, а потом мучился своей несправедливостью…

Историк отечественного флота А. Соколов сохранил для нас ещё один интересный эпизод из дневника Хвостова. Речь идёт об описании Хвостовым морского сражения 11 августа 1799 года у побережья Голландии. К этому времени Хвостов служил уже на линейном корабле «Ретвизан». Этот линейный корабль был в 1790 году захвачен в бою у шведов, а служить на «призовом» корабле считалось особо почётно. Да и командный состав на «Ретвизане» был как на подбор! Командиром — сын знаменитого адмирала Грейга Алексей Грейг, будущий командующий Черноморским флотом, старшим офицером — знаменитый силач и любимец всего флота Дмитрий Лукин. Хвостов пишет в своём дневнике: «В пять часов утра луч солнца, приводя в радость покойного поселянина, живущего на границах, углублённого, вовремя, когда светило поверх горизонту, над плугом для насыщения разграбляющего его беспрестанно народа; в равной радости находится воин, находящийся под страшнейшими Тексельскими пушками, жаждущий выбрать хороший день, чтоб все препятствующее на берегах Голландии разграбить и предать вечному пеплу, не принося тем ни себе и никому прибыли, кроме разорения… Состояние наше весьма несносно! Все корабли проходят мимо нас, а мы стоим на месте и служим им вместо бакена! Вся надежда наша быть в сражении и участвовать во взятии голландского флота исчезла! В крайнем огорчении своём мы все злились на лоцмана и осыпали его укоризнами, но он и так уж был как полумёртвый».

Друзьям он говорил, что не может служить на берегу, что только в море в нём «возгорался некий новый пламень».

Его спрашивали:

— Что сделаешь ты, ежели дело будет по-особому трудным, потребует особливых трудов и отважности?