Герой Саламина

Гнев Олимпийца смягчить не в силах Афина Паллада,Как ни склоняй она Зевса – мольбами иль хитрым советом.Все ж изреку тебе вновь адамантовой крепости слово:. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Лишь деревянные стены, дает Зевс Тритогенее[10]Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам.Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной

Мощно от суши грядущей, но, тыл обращая,Все ж отступай: ведь время придет и померишься силой!Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен ты погубишьВ пору ль посева Деметры даров, порою ли знойною жатвы.[11]

– Нам показалось, что это изречение более милосердно, – нерешительно закончил посол свою речь и сложил табличку.

Собрание мрачно молчало, стараясь разобраться в оракуле. Но что бог приказывает отступать и покидать свою землю – это было ясно всем.

– Кто изрекал оракул? – спросил Фемистокл. – Как зовут пифию?

– Это была Аристоника.

«Аристоника! – гневно повторил про себя Фемистокл. – Не бога совет она давала, а совет жрецов, продавшихся персам. Недаром же Дарий не разорил святилища и не разграбил их сокровищ. Я давно подозревал это!»

Но, несмотря на свою уверенность в том, что святилище сейчас служит персам, несмотря на свой гнев и негодование, он не смел высказать этого вслух.

Собрание гудело, повторяя слова оракула. Один старый афинянин поднялся со своего места.

– Воля бога ясна, граждане афинские, – сказал он. – Афины погибли! – И заплакал, закрыв руками лицо.

Заговорили и другие:

– Да что ж тут толковать? Гибель нам предречена. Не стоит даже и руки поднимать на такого неодолимого врага. Придется покинуть Аттику.

– Как – покинуть Аттику? Мы никуда не пойдем из своей страны!

– А зачем же нам погибать напрасно? Вы же слышали: «… тыл обращая, все ж отступай»! На спасение еще есть какая-то надежда, а на победу никакой!

– «Лишь деревянные стены дает Зевс несокрушимо стоять», – напомнил один из архонтов, – вы ведь слышали? Значит, не все погибнет!

– А что же это за стены такие?

Снова раздалось несколько голосов:

– Это стены на Акрополе! В городе ведь нет стен. Значит, Акрополь останется невредимым!

На трибуну поднялся Фемистокл. Собрание сразу затихло.

– Граждане афинские! Сами посудите: какие же стены на Акрополе? Всего только изгородь из терновника. Кого могут защитить такие стены? А я вам скажу, граждане афинские, о каких деревянных стенах говорит оракул. Деревянные стены – это наши корабли. Это наш флот, который стоит ныне у берегов Аттики, готовый к защите нашей земли! Этот же флот, который будет сражаться с врагом, переправит наши семьи, если им будет угрожать опасность в Афинах, на остров Саламин…

– Вспомни, Фемистокл, – закричало Собрание, – Саламин погубит наших сыновей – так ведь и сказано!

– Нет, граждане афинские, – отвечал Фемистокл, – я думаю, что дельфийские толкователи не в изречение объяснили правильно. Если бы Саламин грозил нам и нашим сыновьям гибелью, то, мне кажется, бог не выбрал бы столь миролюбивое выражение, «божественный Саламин», а сказал бы «несчастный Саламин». Но если изречение понять правильно, то гибель надо отнести к врагам, а не к афинянам. Поэтому, граждане афинские, я советую вам не предаваться отчаянию, а готовиться к морской битве, так как наши корабли – это и есть те деревянные стены, которые останутся несокрушимыми!

Речь Фемистокла была красноречивой, горячей, убедительной. Афинянам, всегда готовым стать перед любым врагом на защиту своей родины, была нестерпима мысль оставить родные Афины и бежать в чужие земли. Собрание забушевало, все вскочили с мест, все кричали, размахивая руками:

– Не отдадим наши Афины врагу!

– Не отдадим наши храмы и наши родные могилы на поругание!

– Не предадим нашу родину!

– Не предадим нашу свободу!

Все архонты и архонт-эпоним приняли волю Народного собрания. И по воле того же Собрания назначили стратегов. Одним из стратегов был назначен Фемистокл.

В эти дни общего смятения, когда черная туча страшной войны неотвратимо надвигалась из-за Геллеспонта, чаще и громче других слышался на Пниксе взволнованный голос Фемистокла: