Но тут, пожалуй, многое перепутано: 225-й стрелковый полк входил в состав 23-й стрелковой дивизии, которая в ту пору дралась где-то в районе Демянска. В состав 70-й дивизии, которой тогда ещё не командовал полковник Виноградов, входил 252-й стрелковый полк, и к 20-м числам ноября это соединение, прекратив бесплодные атаки на мощные гитлеровские укрепления по западному берегу реки Тосны, вновь заняло рубеж Пулково — Большое Кузьмино. Однако понятно, что боец, отвоевавший десять дней, вряд ли сохранил в памяти наименование воинских частей и их командиров, равно как и географические названия… Как мы когда-то шутили в военном училище на занятиях по тактике, это сейчас указывается направление по карте, типа «роща Круглая», «деревня Серово», а в бою всё будет проще: «Сарай видишь? На него и …». Наступай, в общем, в том самом направлении! Действительно, чего задурять себе голову какими-то названиями?
В результате тяжёлого ранения Абрамов возвратился в Ленинград, в университет, — но на исторический факультет, превращённый в госпиталь. Хотя ЛГУ продолжал функционировать и по своему прямому назначению. В известной нам книге Абрама Бурова есть информация, датированная 2 декабря 1941 года — как раз тем временем, когда наш герой вновь оказался в стенах университета:
«…Несмотря на бомбёжки и артиллерийский обстрел, от которого в городе <
Можно понять, что Ленинград не просто выживал, но жил и сражался.
В университетской аудитории — вернее, в палате — Абрамов находился до начала февраля 1942 года, практически всю первую блокадную зиму, самую трудную, самую жуткую, самую лютую. Потом были смертельно опасный переезд по льду Ладожского озера и эвакогоспиталь в городе Соколе Вологодской области, неподалёку от областного центра, где Фёдор оставался до 10 апреля. По выписке он получил трёхмесячный отпуск и отправился в родные края, в село Карпогоры, где оканчивал десятилетку. В эту свою школу Абрамов пришёл теперь в качестве учителя. Пусть на три месяца, но всё же, — учителя были очень нужны…
Однако были нужны и солдаты. По окончании отпуска, 27 июля 1942 года, он становится заместителем политрука роты в 33-м запасном стрелковом полку Архангельского военного округа. На свои петлицы Фёдор прикрепил четыре треугольника, как у старшины, на рукава гимнастёрки — комиссарскую звезду; его обязанностью стало проводить партийно-политическую и воспитательную работу во взводе. Для недоучившегося студента-гуманитария, да ещё и обстрелянного воина — задача не самая сложная. Но в октябре того же года институт комиссаров в Красной армии был упразднён, и с 1 февраля 1943 года Фёдор Абрамов, переименованный в старшего сержанта, становится помощником командира взвода в Архангельском военно-пулеметном училище.
В подавляющем своём большинстве курсантами училища были вчерашние старшеклассники 17–18 лет, так что на их фоне 23-летний старший сержант с медалью «За оборону Ленинграда» (в те времена командование на награды было весьма скупо) и двумя нашивками за ранения смотрелся очень солидно и, безусловно, пользовался непререкаемым авторитетом. Вполне возможно, что и не все преподаватели и командиры имели такой боевой опыт, как он, — если вообще имели. Была же такая практика, что лучших выпускников оставляют в училище.
А он, судя по приведённой ниже характеристике, был именно из самых-самых:
«Абрамов Ф. А., находясь в Архангельском военно-пулемётном училище, показал себя только с лучшей стороны. С первых же дней пребывания в роте Абрамов проводил большую политико-воспитательную работу. Он, как комсомолец, был выделен взводным агитатором. Его беседы и лекции пользовались большим авторитетом среди личного состава роты, как одного из лучших мастеров слова… Дисциплинирован, выдержан, комсомольские поручения выполняет аккуратно и добросовестно. Взысканий не имел. Являлся одним из лучших командиров. Морально выдержан, политически устойчив»[113]
.Можно полагать, что Абрамову «светила» перспектива до конца войны воспитывать будущих командиров, писать рапорта с просьбой отправить на фронт и получать в ответ неизменное: «А кто молодёжь учить будет?» Но тут своё веское слово сказала военная контрразведка. Человек с такими данными вызвал естественный интерес контрразведчиков. К тому же в это время происходило серьёзное реформирование спецслужб, и потому требовались люди — разумеется, не абы какие, не из тех, чтоб только «заполнить клетку».
Таким образом, 17 апреля 1943 года (за два дня до «официального рождения» Смерша, но мы уже будем говорить «по-современному»), старший сержант Абрамов был зачислен в отдел контрразведки «Смерш» Архангельского военного округа.